Дело Pussy Riot все глубже раскалывает общество, и по мере нарастания страстей вокруг него все ярче проявляются настоящие, не спровоцированные конкретной акцией линии разногласий. Последней каплей послужило решение суда, приговорившего участниц вызывающей акции в храме Христа Спасителя к году без малого заключения под стражей. Вряд ли даже собственно приговор вызовет большее общественное размежевание. По каким же линиям прошел конфликт? Вовсе не по тем, по которым изначально била сама акция.
Недавно в правоохранительном сообществе началось обсуждение вопроса о наделении Следственного комитета полномочиями по «контролю над оперативно-розыскной деятельностью». Напомним читателю, что в России оперативно-розыскная деятельность (ОРД), которой преимущественно занимается полиция, и следствие традиционно разделены. Суть ОРД — поиск преступника; суть следствия — доказывание вины. При этом ОРД проводится с широким использованием неформальных методов (например, используются агентурные сообщения, широко и не всегда легально применяются прослушки телефонов и т. п.), а следствие опирается на более формализованные правила, прописанные в УПК. Именно поэтому очень многие результаты оперативной работы являются секретными, собираются негласно и не могут служить непосредственными доказательствами в суде. Зачастую человек может не знать о том, что в отношении его проводятся какие-либо оперативно-розыскные мероприятия. Права граждан при этом защищены существенно слабее, чем во время предварительного следствия. Такое разделение создает ситуацию, в которой, получив достоверные, но непригодные для суда свидетельства вины подозреваемого, следователь должен собрать доказательства, допускаемые УПК для представления в суде, и тем самым изобличить преступника.
Две недели назад ряд правозащитных организаций — практически все, кого в России всерьез волнует проблема пыток в полиции, — начали акцию с целью добиться от руководства МВД извинений перед людьми, пережившими пытки. Практически полное отсутствие резонанса вокруг этой истории можно объяснить только одним: общественность слабо себе представляет, в какой степени этот сюжет касается всех и каждого.
Казалось бы, какие извинения? Речь идет об уголовном преступлении, виновных нужно сажать в тюрьму, их начальство — наказывать по закону. Но, к сожалению, не все так просто.
В конце 2008 г. Госдума в пожарном режиме приняла очень многообещающий и революционный закон. Имеется в виду федеральный закон 262-ФЗ, обязывающий суды размещать на сайте вынесенные решения. Значение этого события в том, что ни одна страна, имеющая многолетние традиции правосудия, не смогла совершить столь решительный шаг. Даже прецедентное право не предполагает столь широкого и беспрепятственного доступа к судебным решениям. Россия, неуверенно шагнув в судебную реформу и протоптавшись в начале этого пути два десятка лет, не приобрела того консерватизма, который бы препятствовал свободному доступу к судебным актам.
Обзор текущего состояния и перспектив развития ресурса подготовлен председателем Совета Фонда Свободы Информации Иваном Павловым и экспертом Фонда, сотрудником Института проблем правоприменения Европейского университета Михаилом Поздняковым.
Ведущие мировые ученые предлагают различать работу институтов поддержания стабильности и порядка (т. е. предотвращения неконтролируемого насилия в обществе) в странах, находящихся на разных стадиях общественного развития.
В книге «Насилие и социальные порядки», ставшей, вероятно, самым влиятельным вкладом в развитие институциональной теории за последние годы, нобелевский лауреат Дуглас Норт и его соавторы Джон Уоллис и Барри Уайнгаст показывают, что в странах, где действуют «порядки открытого (свободного) доступа» — т. е. в большинстве правовых демократических государств, — такие институты, например судебная система или полиция, системы обеспечения социальных благ, эффективно поддерживают мир и порядок. Эта эффективность обеспечивается более или менее устойчивым равенством всех участников, существованием организаций (движений, сил), не привязанных к конкретным персоналиям, и публичным контролем над теми, кому вручена монополия на насилие (полиция и армия).
Гуманизация уголовного законодательства обоснованно считается одним из достижений Дмитрия Медведева на посту президента. Ее основным мотивом было стремление снизить возможности давления на предпринимателей. Одновременно снижалась репрессивность уголовного законодательства в отношении всех категорий обвиняемых. Изменение законодательства было достаточно интенсивное. С 2009 г. было внесено более 60 поправок в УПК и более 50 — в УК.
Поправки в административный кодекс (КоАП), повышающие штрафы участникам и организаторам общественных мероприятий за «нарушение установленного порядка организации собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования» с прежнего диапазона в 1000-2000 руб. до драконовских 10 000 — 1 млн, уже прошли первое чтение в Думе.
Этот законопроект плох абсолютно всем. Плох процедурой внесения: тем, что он вносится откровенно «к дате», по следам жестокого разгона 6 мая, когда ОМОН избивал дубинками участников согласованного с властями митинга. И тем, что проталкивается в спешке, помимо обычной неторопливой процедуры, также «к дате»: к следующему крупному митингу протеста, тоже уже согласованному — на 12 июня. Тем, что никакого «установленного порядка» в законе, карающем граждан за его нарушение, не содержится, как не содержится ни намека на то, каким этот порядок в принципе должен быть, чтобы за его нарушение можно было привлекать к ответственности по суду. «Установленный порядок», как и в большинстве российских законов, отдается на откуп авторам подзаконных актов, регламентов и инструкций, этот порядок, собственно, и устанавливающих в деталях и подробностях.
Никакие эксцессы во вверенном ему ведомстве не помешали Рашиду Нургалиеву дослужить до конца срока правительства и почетного «повышения» в Совет безопасности. Теперь он будет решать вопросы большой государственной важности, а его преемнику Владимиру Колокольцеву придется ждать решения о том, что дальше делать с МВД. Несмотря на очевидную необходимость кардинальной реформы, решиться на нее труднее всего. Переименования, новые униформы, фиктивные переаттестации и показательные увольнения не в счет. Политическая ситуация в нашей стране сейчас такова, что самая насущная реформа является для власти и самой опасной.
На основании имеющихся в открытом доступе данных о 79-ти действующих председателях судов субъектов (всего 83 региона, но в 4-х регионах председатели либо не назначены, либо о них нет никакой информации) можно обрисовать типичного действующего председателя суда субъекта. Это мужчина 58-ми лет, начал карьеру с уровня районного судьи, дорос до должности заместителя председателя суда субъекта и с неё переходит на должность председателя. При этом вся карьера проходит в одном регионе. Этой модели свойственна нулевая географическая мобильность. Причем ее нельзя даже назвать советским изобретением. Согласно исследованию, проведенному Институтом проблем правоприменения, из судей старше 50-ти лет только 65% работают в том регионе, где выросли. В то время как среди судей младше 35-ти лет этот показатель составляет 87,5%. Снижение географической мобильности судейского корпуса – это тренд постсоветской реальности.
