Никакие эксцессы во вверенном ему ведомстве не помешали Рашиду Нургалиеву дослужить до конца срока правительства и почетного «повышения» в Совет безопасности. Теперь он будет решать вопросы большой государственной важности, а его преемнику Владимиру Колокольцеву придется ждать решения о том, что дальше делать с МВД. Несмотря на очевидную необходимость кардинальной реформы, решиться на нее труднее всего. Переименования, новые униформы, фиктивные переаттестации и показательные увольнения не в счет. Политическая ситуация в нашей стране сейчас такова, что самая насущная реформа является для власти и самой опасной.
Неудача полицейской реформы была признана даже Нургалиевым незадолго до ухода. Казанские пытки подтвердили, что переаттестация, которую якобы прошли 900 000 сотрудников, была чистой воды имитацией. На деле сокращались вакантные и малопрестижные должности в районных отделах, но не в штабах и не в управлениях; увольнялись более сознательные, а значит, конфликтующие с начальством сотрудники. Обычная реакция российской государственной структуры на ее же растущую дисфункцию называется «усилить контроль». На деле это всегда означает контроль со стороны вышестоящих начальников, а не со стороны гражданского общества, и приводит он к росту численности этого начальства и объема бумаготворчества. Соответственно, выросла численность полковников в полицейских управлениях, а с ними — требований к объему отчетности, которую нижестоящим сотрудникам необходимо засылать наверх, чтобы отстали.
В первую очередь требовалось поменять систему оценки территориальных органов внутренних дел («палочную систему»), подталкивающую сотрудников к пыткам и производству фиктивных дел. Эти изменения были инициированы МВД, но о них мало что известно. Вместо 72 показателей оценки с 1 января 2012 г. действует новая система оценки (приказ № 735), которая содержит 29 показателей, причем общественное мнение о работе полиции и уровне защищенности граждан поставлено на первое место. Но в отсутствие методик специальных опросов и соответствующих независимых организаций, которые бы опрашивали население, эта идея пока остается только на бумаге.
Кроме сокращения раздутых аппаратов, радикального сокращения бумажной отчетности и реформирования системы оценки деятельности полиции есть еще много понятных мер, которые до сих пор не реализованы. Это переподчинение милиции общественной безопасности региональным или муниципальным властям, выведение коммерческой по сути вневедомственной охраны из системы МВД, упразднение отделов по борьбе с экономическими преступлениями, а также реорганизация воспитательной работы и всей системы школ полиции.
Проведение действительной, а не имитационной реформы полиции — идеальный ход, который позволил бы исполнительной власти перехватить инициативу у критиков режима и снизить протестную активность, вернуть поддержку общества. Эту реформу можно было бы начать в нескольких экспериментальных регионах, постепенно распространяя на остальные. Если быстрая замена полицейских по всей стране кажется нереальной задачей, то последовательно обновить полицейский корпус на уровне каждого региона вполне по силам, особенно если не ставить жестких сроков и задействовать общественные советы.
Но, может быть, правительство или администрация президента не в курсе, насколько деградировала полиция? Может, они не знают о коррупции и рынке частных охранных и посреднических услуг, созданных сотрудниками МВД? Или у руководства страны нет экспертных рекомендаций, которые можно было бы положить в основу настоящей реформы?
Увы, все это есть: и осознание масштабов разложения правоохранителей, и понимание того, что надо делать. Но решиться на серьезные реформы силового ведомства вопреки интересам полицейских кланов, на ограничение полномочий полицейских, на делегирование функции контроля гражданскому обществу и на децентрализацию управления Кремль пока не рискует. Чем ниже легитимность власти, тем большее значение для ее сохранения имеют штыки и дубинки, т. е. полицейская сила и прямое принуждение. Эта закономерность в полной мере проявилась в России в последние недели — другого ответа гражданскому обществу, кроме насилия, арестов и ужесточения санкций за выражение несогласия, Кремль пока найти не в состоянии. Это значит, что власть все больше становится заложником полицейского аппарата и будет вынуждена считаться с интересами этой группы, покупать ее лояльность. Финансирование органов внутренних дел из федерального бюджета в 2012 г. увеличится в 2,3 раза по сравнению с 2011-м и составит 723 млрд руб. против 311 млрд в прошлом году (хотя надо учесть, что до этого органы внутренних дел примерно на треть финансировались из региональных бюджетов и этот рост есть отчасти следствие полной централизации).
В итоге создается порочный круг. Власти опасаются проводить настоящую реформу полиции, боясь потерять лояльность силового ведомства перед лицом растущих общественных протестов, а эти протесты только усиливаются благодаря произволу полиции, которая прекрасно понимает собственную важность для сохранения правящей элиты.
Понятно, что результатом такой динамики будет только дальнейшее отчуждение общества, радикализация протеста, в конечном счете рост насилия. Если новое правительство не желает такого сценария, оно должно решиться на реформу полиции и максимально широко освещать ее основные меры, а гражданскому обществу и наиболее активной его части было бы разумно публично поддерживать любые шаги правительства в этом направлении. То есть реформа полиции может стать отличной площадкой для восстановления диалога власти и протестующего общества, тем более что Колокольцев однажды такую способность продемонстрировал на Манежной площади.
Источник: Ведомости.
