Прошедшие выборы в Государственную думу и последовавшие массовые акции за их отмену развеяли несколько мифов о российской полиции. Стало понятно, что мы имеем дело никак не с «цепными псами кровавого режима», а с обычными наемными служащими, погрязшими в бюрократии, в меру ленивыми, в меру непрофессиональными и в меру дорожащими своим местом.
Когда на избирательном участке есть наблюдатель с камерой в мобильном телефоне, а в каждой второй семье имеется компьютер с интернетом, то голос избирателя по-прежнему можно отнять, но уже нельзя украсть втихую. Это, вероятно, главный итог состоявшихся на этой неделе выборов, которые иначе и выборами-то можно бы было назвать с большой натяжкой. Сочетание новых технологий с новыми формами самоорганизации сделало возможными принципиально новые методы мобилизации закона — т. е. породило новые способы коллективного использования писаных правил, позволяющие заставить закон работать в интересах общества даже вопреки воле государственных служащих, уполномоченных применять его от имени государства. Это не значит, что закон сработает так, как было задумано законодателем, или что право восторжествует над беззаконием. Просто закон сработает — и произведет нужный людям, сумевшим его мобилизовать, эффект. Так же, как он работает и производит эффект, когда им беззастенчиво манипулируют в своих целях те государственные служащие, в чьи обязанности входит охранять его, следовать ему и подчиняться.
Все более публичными и резкими становятся споры о том, может ли Конституционный суд России создавать новые нормы, заниматься нормотворчеством, восполнять пробелы законодательства собственным толкованием. У исполнительной и законодательной власти решения КС провоцируют плохо скрываемое раздражение: по их мнению, суд не должен подменять собой законодателя. За последние два месяца представители президента и правительства в КС Михаил Кротов и Михаил Барщевский на разных заседаниях суда и по разным поводам заявляли о превышении Конституционным судом своих полномочий. Предчувствуя недоброе, в юридическом сообществе вспомнили о поправках 2009 г. в федеральный конституционный закон «О Конституционном суде», в соответствии с которыми председатель КС теперь назначается на должность по представлению президента, а не избирается судьями КС, как раньше.
Несмотря на постоянное ухудшение позиции России в международных рейтингах коррупции, в стране есть примеры успешных антикоррупционных программ. Примером такого успеха стала реформа высшего образования. Введенная в 2004-2009 гг. система ЕГЭ позволила радикально снизить уровень коррупции в вузовской среде. Практически полное уничтожение взяток и блата при поступлении крайне благотворно сказалось и на уровне поборов, которым подвергаются студенты в процессе обучения. Если раньше особенно в вузах второго-третьего ряда студент имел опыт неформальных платежей уже просто потому, что оказался на бюджетном месте, то сегодня это не так. То есть введение ЕГЭ снизило не только уровень взяток и блата непосредственно при поступлении, но и уровень толерантности к коррупции в вузовской среде. Раньше все знали, что за треть студентов декан получил взятки, а еще треть — это дети всевозможных «полезных людей». Это заставляло сотрудников закрывать глаза на мелкие прегрешения коллег и на свои собственные. Администрация же факультетов не могла бороться с этим явлением, будучи, как это было известно всем внутри вузов, сама насквозь коррумпированной.
Дискуссия о положении заключенных, возобновляемая после каждой новой смерти, пока сводится к требованиям привести в порядок условия содержания в сизо. Проблема, однако, на самом деле намного шире.
Какими бы совершенными ни были тексты законов, законы сами себя не применяют. Это делают люди. Точнее, специально обученные и назначенные люди, являющиеся к тому же членами организаций, ответственных за правоприменение. Если сам закон не определяет своего применения, то откуда берется понимание того, как применять законы? Например, насколько активно искать монополистический сговор и насколько сурово наказывать нарушителей антимонопольного законодательства? Или сколько выявлять таких экономических преступлений, как мошенничество или растрата? Давать ли санкцию на арест подозреваемого на время следственных действий и т. п. Степень активности (в том числе произвольной) правоприменительных организаций — а это прежде всего полиция, следствие, прокуратура, суды и различные надзорные органы — зависит от сочетания их собственных интересов и принятой на данный момент политики. Допустим, собственные интересы им более или менее очевидны. Но вот как они «считывают» политику?
В Конституционном суде 19 сентября началось рассмотрение дела по заявлению судьи в отставке Сергея Панченко. Предыстория жалобы такова: в августе 2004 г. председатель гарнизонного военного суда Ростова-на-Дону Сергей Панченко вынес ряд решений в пользу военных пенсионеров. Усмотрев в решениях Панченко большой ущерб для казны (речь шла о взыскании долгов по пенсии), Следственный комитет РФ в 2010 г. обратился в Высшую квалификационную коллегию судей (ВККС) и получил разрешение на возбуждение уголовного дела против судьи по статье УК за вынесение заведомо неправосудного решения. Панченко обжаловал решение ВККС, прокуратуры и следственных органов во всех судебных инстанциях и после получения отказов обратился в Конституционный суд. Смысл жалобы состоит в том, что подобное уголовное преследование является способом внесудебного пересмотра дела. Если судебный акт не был отменен (а запрос и возбуждение дела комитет готовит в отношении неотмененного решения), то он остается действующим. Бывший судья требует защиты от внешнего вмешательства в дела правосудия в соответствии с принципом разделения властей.
В ежеквартальном журнале политической философии и социологии политики «Полития» вышла статья ведущего научного сотрудника ИПП Эллы Панеях "Трансакционные эффекты плотного регулирования на стыках организаций (на примере российской правоохранительной системы)" // Полития, №2, 2011.
За 2010 г. налоговые органы около 70 000 раз обращались в арбитражный суд по поводу истребования неуплаченных налогов, пеней и привлечения к налоговой ответственности. Институт проблем правоприменения(ИПП) провел исследование таких обращений и обнаружил, что не менее чем в 62% случаев налоговые органы судились в арбитраже с государственными, по сути, организациями: унитарными предприятиями, государственными и муниципальными учреждениями, органами государственной власти и местного самоуправления. Не менее 40% всей арбитражной активности налоговых органов пришлось на долю муниципальных учреждений, другими словами, значительная часть активности налоговиков в арбитраже — это судебное преследование детских садов, школ и больниц.
Озабоченные демографией законодатели намерены заставить российских женщин рожать нежеланных детей «по залету». К такому выводу приходишь, следя за обсуждением законопроекта «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», ожидающего сейчас второго чтения в Думе. Целью своих нововведений авторы документа видели, на мой взгляд, не рост рождаемости с улучшением демографических показателей, не укрепление семьи, не сокращение количества абортов, а именно рост численности нежеланных детей и несчастливых семей.
