В газете «Ведомости» вышла колонка младшего научного сотрудника ИПП Владимира Кудрявцева, посвященная повышению возраста продажи алкогольной продукции. В статье автор анализирует медицинский и криминологический аргументы, предлагая свое видение ситуации.
Политолог Владимир Кудрявцев о том, в каком возрасте пьяные россияне чаще совершают особо тяжкие преступления и почему продажу алкоголя логичнее ограничивать для возрастных, а не для молодых россиян.
«Мы знаем, что в молодом возрасте алкоголь действует наиболее разрушительно» – так министр здравоохранения России Вероника Скворцова обосновала на прошлой неделе необходимость повысить возраст продажи алкогольной продукции до 21 года. Разумеется, речь идет прежде всего о влиянии алкоголя на здоровье и развитие молодых людей. Нельзя, впрочем, забывать о том, что спиртное представляет собой не только медицинскую, но и криминологическую проблему. Кроме здоровья алкоголь негативно влияет и на поведение. До четверти всех преступлений в России совершается в состоянии алкогольного опьянения. Это число вырастает, если речь идет о тяжких преступлениях и особенно о насилии. Около 70% убийств совершается в состоянии алкогольного опьянения. Хотя современная криминология и не считает, что алкоголь сам по себе может быть причиной преступного поведения, наличие устойчивой положительной связи между употреблением горячительных напитков и преступностью признается большинством специалистов.
Быть может, медицинский аргумент за повышение возраста продажи алкоголя получится усилить криминологическим? Предположим, что молодые люди чаще обнаруживают в себе склонность совершать тяжкие преступления в пьяном виде. Иначе говоря: действительно ли пьяный молодой человек опаснее более зрелого? Если это и правда так, то предлагаемое ограничение конституционных прав совершеннолетних людей оправдывается не только заботой об их здоровье, но и соображениями общественной безопасности.
Подобную криминологическую гипотезу сравнительно легко проверить. Для этого необходимо узнать, как соотносятся «трезвые» и «пьяные» особо тяжкие преступления (т. е. связанные главным образом с особенно жестоким и опасным насилием) в каждой возрастной когорте. Ответ содержится в судебной статистике: на каждого подсудимого в стране заводится статистическая карточка, где указывается его/ее возраст, дата рождения и дата совершения преступления. Анализ данных всех совершеннолетних подсудимых за 2009–2013 гг., предоставленных Судебным департаментом при Верховном суде России, дает результат, кажущийся парадоксальным. Молодые люди не слишком склонны к совершению особо тяжких преступлений, находясь в состоянии алкогольного опьянения. Данные показывают, что 61% обвиняемых в совершении особо тяжких преступлений молодых людей (от 18 до 30 лет на момент совершения) совершили преступления в трезвом виде. Напротив, пьяные после 35–40 лет и примерно до 62 лет представляют наибольшую общественную опасность в сравнении с остальными возрастными когортами. Уже лишь 54% обвиняемых в совершении особо тяжких преступлений во взрослой когорте были трезвы в момент совершения преступления.
Подобная разница между поколениями выглядит удивительной. Но столь аномально высокая доля молодых «преступников-трезвенников» имеет логичное объяснение. Почти треть «трезвых» особо тяжких преступлений молодых людей – наркотические и связаны со сбытом либо хранением запрещенных веществ в особо крупном размере. Самая «народная» статья 228 УК – очень молодая по среднему возрасту подсудимых. Косвенно это может служить очередным подтверждением печальной максимы, что война против наркотиков чаще всего становится войной против молодежи. Чтобы получить более объективный ответ на вопрос, совершают ли молодые люди больше особо тяжких преступлений в нетрезвом виде, следует исключить из анализа «наркотические» статьи 228–234 УК.
График доли лиц определенного возраста, обвиняемых в совершении особо тяжких преступлений в состоянии алкогольного опьянения, дает ясный ответ на вопрос. Общественная опасность пьяной молодежи существенно ниже, чем пьяных людей старшего возраста. В трезвом виде совершили особо тяжкие преступления (за исключением наркотических) 37% подсудимых 18–30 лет и лишь 28% подсудимых 35–62 лет. Причем подобная разница не только заметна при визуальном анализе, но и подтверждается в регрессионном моделировании, учитывающем иные наблюдаемые различия между подсудимыми и обстоятельствами дел.
Обнаруженная закономерность может иметь несколько объяснений. Например, биологическое: возможно, после определенного возраста алкоголь начинает сильнее снижать самоконтроль. Или социальное: типовые сценарии потребления алкоголя для молодежи и людей старшего возраста могут существенно различаться – так, драка в баре в присутствии множества свидетелей при прочих равных скорее всего приведет к менее тяжким последствиям, чем похожее столкновение во время кухонных посиделок в узком кругу, заканчивающихся поножовщиной. Нельзя исключать и возможного сочетания этих двух объяснений.
Что же получается в результате? Если при принятии решения об ограничении возраста продажи алкоголя исходить из общественной опасности пьяных людей в самом что ни на есть уголовном смысле, то при прочих равных продажа алкоголя лицам старше 35 наносит больше вреда, чем его продажа лицам 18–20 лет. Подобное гипотетическое ограничение должно проходить не столько по нижней, сколько по верхней возрастной границе.
Важно понимать, что мы не предлагаем правительству ограничивать продажу алкоголя лицам старше 35 лет, хотя из криминологических данных и следует повышенная общественная опасность этой возрастной группы. Запрет приведет к появлению средств по его обходу (вспомним индустрию поддельных удостоверений личности, приобретаемых подростками в западных странах с этой целью) и черного рынка. Любой количественный запрет – гораздо менее эффективная мера, чем целевая политика по снижению употребления алкоголя.
Источник: Ведомости, Extra Jus.
