В газете «Ведомости» вышла колонка научного руководителя ИПП Вадима Волкова и ведущего научного сотрудника Кирилла Титаева, посвященная теме возвращения прокуратуре контроля над следствием. В статье авторы анализируют этапы российской системы уголовной юстиции, рассматривают плюсы контроля над следствием и отвечают на вопрос о том, какие меры должны быть приняты в ближайшей перспективе.
Социологи Вадим Волков и Кирилл Титаев о плюсах возвращения прокуратуре надзора за следствием.
19 апреля после доклада генерального прокурора Юрия Чайки в Совете Федерации председатель верхней палаты Валентина Матвиенко заявила о необходимости возвращения прокуратуре контроля над следствием. Речь идет о частичном демонтаже реформы 2001–2011 гг. (от принятия нового Уголовно-процессуального кодекса до разделения следствия и прокуратуры), когда прокуратура лишилась полномочий по расследованию уголовных дел и некоторых возможностей для надзора за следственными органами. Это сильно сдвинуло межведомственный баланс в пользу следственных органов, прежде всего Следственного комитета. И теперь Матвиенко упомянула о некоем комплексе мер, который призван вернуть прокуратуре часть утраченных полномочий и восстановить баланс.
Контроль за следствием – это отнюдь не узкоюридический вопрос, а острая общественная проблема. Новости о возбуждении уголовных дел, помещении людей в СИЗО, домашних арестах и приговорах в последние месяцы переполняют эфир. Действия следственных органов приводят к росту социальной напряженности и даже к сплочению профессиональных групп, находящихся под давлением правоохранителей, включая врачей и деятелей культуры. Можно, конечно, предположить, что Чайка грамотно выбрал момент и способ вернуть своему ведомству утраченные полномочия. Но даже если перед нами всего лишь очередная межведомственная борьба, ее исход может принести благо обществу.
В чем суть проблемы? Каковы проблемы и интересы прокуратуры? Какие меры должны быть приняты в ближайшей перспективе и куда двигаться дальше?
Российская система уголовной юстиции состоит из трех частей. На первом этапе с уголовным делом работает сотрудник полиции (чаще всего оперативник), задача которого – установить подозреваемого и собрать такой набор доказательств (часто неформальных), который убедит следователя или дознавателя в том, что виновен именно этот человек. Затем включается следователь, задача которого – закрепить полученные доказательства. Проще говоря – процессуально правильно зафиксировать полученную информацию. Оперативник опросил свидетеля – следователь допрашивает его под протокол. Полиция получила мнение специалиста по изъятому ножу – следователь назначил экспертизу, и т. д. На этапе следственной работы оперативник, как правило, участвует мало.
В литературе можно встретить суждения о том, что на самом деле именно следователь руководит всем процессом с самого начала. Но в 2012 г. в ходе опроса, проведенного Институтом проблем правоприменения, менее 20% следователей согласились с этим мнением. Остальные считали, что их работа начинается после установления подозреваемого. Опять же понятно, что есть уникальные сложные дела, при расследовании которых работают другие модели, но для обычного, типового преступления картина будет именно такой.
За действиями следователя надзирает прокурор, и прокурору же следователь потом передает уголовное дело с обвинительным заключением. Прокурор, точнее, его подчиненные, если не находят огрехов в уголовном деле, передают его в суд и впоследствии представляют в суде сторону обвинения. Казалось бы, вполне стройная картина, в которой есть разделение обязанностей. Однако на практике такая схема порождает серьезные проблемы.
Нельзя раскрыть и расследовать уголовное дело так, чтобы вся подноготная, каждый логический шаг были на поверхности. Даже самые лучшие и добросовестные следователи и оперативники не смогут сделать работу таким образом, чтобы в уголовном деле было видно всё. А часто они этого и не хотят. В результате, если подозреваемый на первом этапе дал информацию под серьезным давлением, следователь об этом – совершенно честно – не знает. Все нарушения, которые были на стадии оперативной работы, для него невидимы. Но, подписывая постановление о привлечении человека в качестве подозреваемого, следователь берет на себя ответственность за все действия оперативников. Соответственно прокурор не видит того, что происходит на следствии и тем более на стадии оперативной работы. Но, подписывая обвинительное заключение и направляя дело в суд, берет на себя ответственность за всё, что происходило ранее.
При этом палочная система не позволяет вернуть дело назад, если в ходе расследования обнаружилось, что «смежник» сработал плохо или допустил ошибки. Ведь следователю в этой ситуации придется снимать с человека статус подозреваемого – реабилитировать, а это страшный отрицательный показатель для всех следственных органов, ибо свидетельствует о том, что ранее была допущена ошибка. Прокурору еще сложнее – он отвечает и за ошибки следствия, и за ошибки оперативников. И судья отлично понимает, что прокурор, который представляет ему дело, не может, если честно, нести ответственность за всё, что происходило до него, и «наказывать» его оправдательным приговором не за что, даже если дело разваливается прямо в зале суда. В результате все огрехи заметаются под ковер и система любой ценой протаскивает начатое дело от начала и до конца, пренебрегая интересами самых слабых участников уголовного процесса – подозреваемого и потерпевшего. Не случайно уровень реабилитаций на следствии в России стабильно ниже 1%, а количество оправданных по тем делам, в которых участвовал прокурор, в минувшем году составило менее 0,25%.
Какие первоочередные меры следовало бы принять? Как минимум, прокуратуре необходимо вернуть полномочия прекращать уголовные дела на любой стадии, а также обязательную санкцию на возбуждение дела по тяжким и особо тяжким обвинениям. Распоряжения надзирающего прокурора следует снова сделать обязательными к исполнению. Далее логично дать прокуратуре полномочия по расследованию должностных преступлений сотрудников правоохранительных органов (в пределе всех спецсубъектов). По-видимому, Совет Федерации подразумевает примерно такой комплекс мер.
Однако возможно пойти и дальше – в сторону наиболее распространенной мировой практики, в которой расследованием руководит прокуратура, а полиция обязана выполнять все ее указания. Следствия же как отдельного института нет вовсе. Это не только американская модель (как может показаться по сериалам и детективам), более или менее так же работают и все европейские юрисдикции. В такой модели прокурор внимательно следит за каждым шагом полиции, может давать ей обязательные для исполнения указания и потому, во-первых, знает о происходящем гораздо больше, а во-вторых – может нести ответственность за любое событие на любом этапе расследования. Он с самого начала знает то дело, которое будет поддерживать в суде. Двухзвенная система (полицейские детективы – прокуроры) показывает себя более эффективной и производит меньше бюрократии, чем трехзвенная – с отдельной стадией возбуждения уголовного дела и следственными органами. Страны бывшего СССР постепенно отказываются от этого лишнего звена. Возможно, имеет смысл серьезно обсудить этот вопрос и на уровне Совета Федерации, раз уж он обратил внимание на бесконтрольность следствия.
Источник: Ведомости, Extra Jus.
