В газете «Ведомости» вышла колонка ведущего научного сотрудника ИПП Кирилла Титаева, посвященная теме административных правонарушений на митингах протеста. Автор анализируют решения судов, принятые по данной категории дел, а также рассматривает проблему нерассмотрения судами каких-либо оснований для освобождения обвиняемых, предлагая свои пути выхода из сложившейся ситуации.
Социолог Кирилл Титаев о рассмотрении дел об административных правонарушениях на митингах протеста.
По итогам антикоррупционных митингов 12 июня отличился Петербург. За вторник и среду суды города рассмотрели дела об административных правонарушениях в отношении более чем 550 участников акции. По имеющейся на данный момент информации, это в несколько раз больше, чем по всем остальным городам страны вместе взятым. Информации о том, что суды в каких-то случаях не соглашались с аргументами полиции, пока не поступало. И это странно.
Дело в том, что в отличие от уголовных дел (где оправдание или реабилитация – удел менее чем 1% подсудимых по тем делам, где так или иначе участвуют правоохранительные органы) по делам об административных правонарушениях суды в России умеют быть непредвзятыми и вставать на сторону обвиняемого. За 2016 г. в суды поступили дела в отношении 6,4 млн лиц, а наказанию были подвергнуты лишь 5,4 млн. Это не значит, что миллион человек просто оправдали – в эту разницу попадают и дела, которые переданы по подсудности, и дела, возвращенные органам, которые направили их в суд (чаще всего полиции), для устранения недостатков протоколов. Но велика там доля и тех, кого суды попросту отказались наказывать, а из возвращенных судами 430 000 дел повторно в суд поступает менее 190 000. То есть в отношении почти четверти миллиона обвиняемых в совершении административного правонарушения сами правоохранители после возвращения дела судом решают не продолжать преследование.
Причем эта модель работает и по тем статьям, которые традиционно вменяют участникам митингов, – 19.3 (неповиновение законному распоряжению сотрудника правоохранительных органов) и 20.2 (нарушение установленного порядка проведения митинга, собрания и т. д.). Так, в 2016 г. по «неповиновению» из 88 000 поступивших в суды лиц наказано было менее 81 000, а по статье 20.2 из 1460 поступивших с наказанием ушло только 843 человека.
В этот раз суды не только не усмотрели каких-либо оснований для освобождения хотя бы части обвиняемых, но и выбрали для петербуржцев максимально жесткие санкции. СМИ сообщают о том, что практически всем назначают арест в виде основной меры наказания, в то время как в среднем по статье 19.3 арест в 2016 г. назначался только в 40% случаев, а по «митинговой» статье и вовсе по 10% дел. Если бы суды работали, как обычно, то из 550 граждан не менее 60 должно было просто уйти без наказания, а арест получили бы не более половины наказанных.
В ситуации, когда полиция работает с явной перегрузкой, на бегу, в сложной обстановке, не могут не появляться протоколы, имеющие явные нарушения (просто из-за спешки и неразберихи), или случаи, когда в руки полиции попадает непричастный человек. Однако статистика говорит о том, что судьи не пожелали вникнуть в конкретные ситуации и поголовно встали на сторону правоохранительных органов.
Можно смело предположить, что по итогам протестов Дня России 2017 г. суды предпочли проигнорировать отдельные и всегда неизбежные недоработки и недочеты полиции и Росгвардии, не разбираясь с каждым конкретным случаем. Общим результатом будет снижение и без того невысоких стандартов доказывания по делам об административных правонарушениях.
Отдельная большая проблема – это то, что ослабление судебного контроля влияет на всю остальную цепочку участников на досудебной стадии. Дело в том, что сотрудники, которые составляют протоколы, как правило, не участвовали в конкретном задержании. Более того, после формирования Росгвардии между теми, кто задерживает, и теми, кто оформляет, и вовсе выросла стена. Теперь их общий начальник – это президент. Низовые руководители отделов полиции и МВД отнюдь не рады такому наплыву клиентов, которых еще и доставляет посторонняя теперь служба. Это ломает повседневную работу, отвлекает сотрудников, наполняет помещения посторонними людьми, фактически лишая отделы возможности заниматься обычными делами. Своим конформизмом суды лишают их возможности сказать сотрудникам Росгвардии, которые привозят очередной автозак: «В прошлый раз вы тоже похватали кого попало, а суды половину отпустили». Отсутствие судебного контроля над качеством работы полицейских и росгвардейцев роняет планку качества даже у самых благонамеренных сотрудников. А не вполне благонамеренным открывает широкие возможности для откровенных махинаций.
Самое неприятное, что именно с этим, испорченным вариантом отечественной правоохранительной машинерии сталкиваются те, для кого это первый и часто единственный шанс увидеть ее вблизи. Молодые люди выходят из суда (если повезет) или из спецприемника с устойчивым недоверием к судебной и правоохранительной системе. Причем у них нет никакой возможности объяснить себе, что это именно в данном конкретном случае суд не разобрался, перепутал и т. д. В ситуации, когда значительную часть задержанных полицией суд отпускает, остается хоть какое-то доверие к системе – вера в то, что хоть кого-то суд может защитить, просто конкретно тебе в этот раз не повезло. Но в ситуации, когда судебная система самоустраняется от выполнения своей главной функции – судебной защиты, у нового поколения протестующих с самого начала пропадает какой-либо мотив ориентироваться на правовое поле. В этом эпизоде мы можем увидеть, как государство, а вовсе не протестующие создает предпосылки для радикализации конфликта и снижения шансов его регулирования правовыми средствами.
Источник: Ведомости, Extra Jus.
