Екатерина Ходжаева о технологии проталкивания репрессивных норм.
То, что в английском языке выражено одним словом law, в русском языке раздваивается на «закон» и «право». Это разделение позволяет уловить важную разницу: не всякий закон выражает дух права. Более того, мы все чувствуем, что в одном законе права меньше, а в другом больше.
Бывает и так, что закон утверждает то, что приводит потом к бесчеловечным последствиям. Сегодня в России часто вспоминают нацистскую Германию и законодательно закрепленные репрессии в отношении разных категорий граждан – коммунистов, сектантов, евреев. В режимах, основанных на репрессивном контроле над гражданами, власть всегда старается укрепить жесткие меры законодательно. Это дает возможность легитимировать действия чиновников: «Это не мы, это законы такие. А закон есть закон. Его не обсуждать надо, а исполнять». И чем шире и неопределеннее сформулированы нормы, тем легче развести руками и сказать: «Ну вы же понимаете...» Так говорят судьи, следователи, прокуроры. Чересчур широко сформулированная норма дает возможность списать на «закон» практически любое действие исполнителя и практически любую начальственную волю.
В прошлую пятницу Государственная дума во втором и сразу в третьем чтении приняла пакет репрессивных законов. Несмотря на явное недовольство граждан и обычно сдержанных юристов, тексты приняли максимально быстро (всего за 78 дней). Истинный интересант принятия законов и не скрывается – силовым структурам нынче сложно бороться с преступностью, им надо помочь.
А чтобы общество не испугалось, нужно прикрыться общественным благом – в данном случае борьбой с терроризмом. Во имя благой цели защиты граждан от этой напасти можно и недоносительство криминализовать, и подростков за терроризм судить, и телекоммуникационный бизнес заставить на хранение данных раскошелиться.
Был ли произведен анализ экономических последствий нового закона? Финансово-экономическое обоснование не содержит никаких соображений, кроме обычной фразы: «Принятие федерального закона не потребует дополнительных расходов федерального бюджета». Видимо, никто из разработчиков не задавался вопросом, сколько будет стоить государству уголовное преследование по новой статье. Сколько затратят религиозные организации на юристов при проверках на финансирование или склонение к участию в экстремисткой деятельности? Насколько дорого обойдется компаниям хранение данных и администрирование запросов спецслужб? Какой ущерб вся эта непродуктивная деятельность нанесет экономике, которая и так переживает не лучшие времена? Ключевой в современном мире экономический анализ стоимости того или иного управленческого решения, стоимости регулирующего воздействия, похоже, не производился в принципе.
Нам нужно помнить, что репрессивные законы используются не против тех групп, борьба с которыми декларируется. Статья о недоносительстве может оказаться очень удобной для преследования не только потенциальных террористов, но и многих других несогласных. И с учетом активности нашего законодателя вполне можно предположить, что вскоре мы увидим новые поправки, расширяющие перечень преступлений, о которых надо доносить под угрозой уголовного преследования.
То, как этот пакет законов был принят Думой, и то, что в него вошло в итоге из первоначальных предложений, отлично характеризуется поговоркой «проси больше, получишь сколько нужно». Просили очень много и разного – от уточнения участия муниципальных органов в антитеррористической политике до введения в Административный кодекс штрафов в отношении экспедиторов. Главные предложения в части усиления контроля за гражданами были следующие:
– лишать гражданства россиян, сотрудничающих с неправильными (т. е. теми, в которых не участвует российское государство) зарубежными и международными организациями, а также служащих в зарубежных армиях или осужденных за терроризм;
– последним запретить выезд из страны;
– снизить возраст привлечения к уголовной ответственности по делам о терроризме до 14 лет;
– сформулировать три новых состава преступления: участие в совершении международного теракта (т. е. за пределами РФ), что карается серьезно, вплоть до пожизненного срока (отметим, что подростков с 14 лет это также касается); недоносительство о преступлении террористической направленности, о захвате власти или покушении на государственного деятеля (максимальная санкция – 1 год); склонение к организации массовых беспорядков (санкция от 5 до 10 лет);
– организации, оказывающие телекоммуникационные услуги, обязать хранить в течение трех лет информацию о сообщениях пользователей, а также предоставлять государственным органам возможность декодирования зашифрованной переписки.
Из этого перечня непринятыми оказались первые два предложения, которые почти всеми экспертами оценивались как неконституционные. Все остальное принято почти без изменений, в последнем пункте срок сократили до полугода.
В данном случае мы имеем дело с рассчитанной стратегией проталкивания репрессивного закона – для начала отвлечь внимание явными нарушениями конституционного порядка. Вряд ли даже столь уверенные в своей позиции авторы законопроекта высоко оценивали шансы на то, что в Думе пройдут предложения о лишении гражданства людей, сотрудничающих с зарубежными организациями, или о запрете на выезд граждан, обвиненных в терроризме. Ведь выезд из страны и тех и других силовым структурам только на руку. Как показывают недавние исследования, все усилия наших спецслужб в последние годы были направлены на создание таких условий, когда несогласные сами уедут. А вот возвращение назад им грозит серьезным преследованием. Выпускаем мы потенциальных террористов легко, вернуться назад им уже невозможно.
Эти предложения были, по сути, отвлекающим маневром и разменной монетой. Россиянам в итоге приходится радоваться, что не все предложения вошли в принятые Думой законы. Однако самое важное для силовых структур в нем осталось: им удобнее работать с данными (которые будут собирать операторы связи) и придумывать организованную группу там, где ее, может быть, и нет. Криминализация недоносительства очень пригодится силовикам, потому что незавершенные теракты в нашей стране – это практически всегда преступления, которые выявлены правоохранительными органами самостоятельно, «инициативно». Тут появляется отличная возможность за счет ближнего круга лиц, которые якобы знали, но не донесли, увеличить число раскрытых преступлений террористической направленности.
Источник: Ведомости, Extra Jus
