Ни для кого не секрет, что уголовный процесс в России вызывает много вопросов не только у стороннего наблюдателя в виде гражданского общества, но и у ученых-процессуалистов и практикующих юристов. Российский уголовный процесс в нынешнем его состоянии не соответствует ни Конституции, ни принципам состязательности, заложенным в УПК, ни романо-германским традициям уголовного преследования, ни ранее существовавшей советской модели. Само по себе это еще не повод к критике, однако существующая модель не отвечает даже здравому смыслу, особенно в тех частях, где противоречит сама себе.
Например, российский следователь является стороной обвинения, не обязанной по действующему УПК находить и оценивать обстоятельства, исключающие виновность обвиняемого по делу. В то же время именно следователь формирует уголовное дело и уполномочен(-а) на приобщение к материалам дела доказательств, собранных по ходатайству защиты, более того именно следователь фактически оценивает обоснованность ходатайств защиты (грубо говоря, это как приходить к гражданскому истцу, требующему возврата оплаты за непоставленный товар, и просить его опросить свидетелей, показывающих на то, что ответчик товар поставил).
Если проводить аналогию с настольными играми, то можно сказать, что российская игра в уголовный процесс не сбалансирована и с массой опечаток в картах. Теоретически баланс может быть достигнут разными способами- как игрой в состязательность, так и игрой в поиск материальной истины (идея объективности как чего-то, что можно установить в практической деятельности, на современном этапе развития философской мысли звучит в лучшем случае наивно) .
При этом у меня есть ряд существенных возражений как практического, так и теоретического характера относительно утверждения, согласно которому в силу романо-германской модели уголовного преследования в России введение в 90-ых принципа состязательности и других институтов общего права было ошибкой и заведомо обречено на провал. Во-первых, в России не было и нет правовой системы, которую можно было бы отнести к романо-германской семье. Долгое время существовало советское право, которое являлось социалистическим по сути, идеологии и, соответственно, заложенным базовым принципам, хотя, конечно, некоторое сходство с правом романо-германской семьи найти можно, но и только. Во-вторых, с практической точки зрения хотелось бы привести пример развития арбитража в России. При всех недостатках арбитражных судов и судей, в том числе обоснованных/необоснованных обвинениях в коррупции, развитие аналогов прецедентного права в стенах ВАС, наложенное на экстерриториальный характер кассации, способствовало нормализации исполнения судебной функции, отвечающей современным запросам общества. То есть при разумном подходе к выстраиванию организационной и процессуальной иерархий развитие прецедента не вредило, а скорее способствовало повышению качества и единообразия рассмотрения судебных споров. Возможно, развитие такой практики в Верховном суде способствовало бы повышению качества судебной оценки доказательств, соблюдению прав сторон в процессе, а соответственно, как отложенный по времени эффект, повышению качества оказываемых услуг адвокатами и проведения предварительно расследования сотрудниками правоохранительных органов.
И всё же сама по себе идея поиска материальной истины в качестве базового принципа уголовного процесса заслуживает внимания. При оценке идеи (не предложенного законопроекта!) и её перспективы в российской правовой реальности необходимо избавиться от постоянных апелляций к советскому периоду (и подстерегающих ужасов торжества репрессивного государства), а также от такого жанра обоснования, как «менталитет», «чуждый элемент», «особый путь», «процент оправданий» и тому подобных шаблонов, наполнивших современное интеллектуальное пространство России.
Если обратиться к опыту развитых правопорядков, то увидим, что в §155 УПК Германии (см. http://www.gesetze-im-internet.de/stpo/) находит свое отражение инквизиционная максима или принцип материальной истины («Inquisitionsmaxime» или «Grundsatz der materiellen Wahrheit”) – базовый процессуальный принцип, согласно которому суд уполномочен и обязан самостоятельно расследовать и оценивать деяние обвиняемого в рамках предъявленного обвинения независимо от предъявленных сторонами доказательств. Суд в Германии играет основную роль в процессе уголовного преследования, но это не означает, что он имеет неограниченную власть по переоценке доказательств, наоборот, существует ряд ограничений, призванных компенсировать издержки инквизиционной модели, например, согласно §156 УПК Германии (см. там же) официальное обвинение после открытия основного судебного разбирательства (Hauptverfahren) не может быть отозвано и возвращено на предыдущие стадии, соответственно, дело должно завершиться рассмотрением по существу. Во Франции на стадиях, схожих по сути с российским предварительным расследованием, активную процессуальную роль играет прокуратура. При этом, как в Германии, так и во Франции и судьи, и прокурорские работники, и адвокаты представляют собой единую гильдию со схожими или даже одними и теми же образованием, сдачей квалификационных экзаменов и профессиональными нормами и ценностями.
То есть, если серьезно говорить о поиске баланса в российском уголовном процессе, то необходимо предлагать комплекс мер: 1) предусматривающий ограничения и перераспределение полномочий между профессиональными участниками процесса сообразно выбранному базовому принципу - состязательности или поиска материальной истины; 2) при выборе любого из указанных принципов необходимо пересмотреть процедуру представления и оценки доказательств, в первую очередь учесть то, что и в состязательной, и в инквизиционной моделях процессуальную оценку доказательств делают не полицейские органы, уполномоченные добывать доказательства (перенося на российскую почву – сотрудники СК, МВД, ФСКН или ФСБ), но в первую очередь суд и прокуратура/адвокатура; 3) помимо процессуальных связей между различными ведомствами и институтами необходимо менять организационную иерархию (пример – процессуальная самостоятельность следователя, задуманная как важный элемент советской модели уголовного преследования, поглощенная в современной России ведомственной подчиненностью); 4) предлагаемые меры должны учитывать кадрово-профессиональную специфику правоприменителей, которые будут искать истину или оценивать аргументацию сторон.
В силу вышеизложенного, по моему мнению, вслед за «А» Следственный комитет морально обязан сказать «Б» - в первую очередь про передачу руководящей процессуальной роли на стадии предварительного расследования либо прокуратуре, либо суду, иначе эта законодательная инициатива представляет собой не попытку решить накопившиеся проблемы уголовного процесса в России, а исключительное лоббирование своих ведомственных интересов, которое даже с самыми чистыми помыслами ни к чему хорошему не приведет (примечание: здесь я не даю оценку сопутствующим предложениям СК, разбор которых уже производился на законе.ру и других интернет-площадках).
В настоящий момент российский уголовный процесс нуждается в пересмотре, так как сейчас нет ни состязательности в нем, ни поиска истины. Однако, для того, чтобы не получилось очередное «хотели как лучше, а получилось как всегда», необходима открытая дискуссия об уголовном процессе, его целях, издержках и гарантиях. Дискуссия должна включать представителей судейского сообщества, адвокатуры, правоохранительных органов, экспертного и научного сообщества. Важно, чтобы участники такой дискуссии не вели монолог, а слышали и оценивали аргументы друг друга, может быть тогда где-то и родится искомая истина.
Источник: Закон.ру
