От особого порядка рассмотрения уголовных дел выигрывают репрессивные органы.
В Госдуме рассматривается законопроект, предлагающий распространить особый порядок рассмотрения уголовных дел на те дела, которые сейчас рассматривать в ускоренном режиме, без разбирательства по существу, нельзя, — дела с максимальной санкцией от 10 до 15 лет.
Что дает особый порядок подсудимому? По закону в случае судебной или досудебной сделки в обмен на признание вины максимально возможный размер наказания снижается на треть. Но судьи в России, как показывают исследования Института проблем правоприменения, склонны почти механически определять срок лишения свободы в районе двух третей от максимума и не особо отклоняются от привычного масштаба в случае согласия подсудимого на судебную сделку. Причина, с моей точки зрения, проста: судьи так мало вникают в существо доказательств в «обычных» делах, так сильно доверяют следствию, что не видят большой разницы между особым и нормальным порядком рассмотрения уголовного дела. И подсудимый, согласившийся на судебную сделку, просто получает максимально возможный для него срок — столько же он получил бы без сделки, но приговор считался бы намного более гуманным.
Что получает такой подсудимый на практике? В первую очередь сокращение рисков. У правоохранителей существует множество методов убеждения.
Нет оснований полагать, что они не применяются в том числе и для того, чтобы простимулировать выбор особого порядка. Потому что как раз репрессивные органы от особого порядка выигрывают очень много. Возможность не особенно напрягаться с доказательствами — ведь разбирательства по существу не будет. Гарантированный приговор в суде — дело еще могут прекратить по нереабилитирующим обстоятельствам (такое в случае особого порядка случается заметно реже: 15% против 31% по остальным делам в 2011 г.), но вина подсудимого будет зафиксирована судом однозначно. Ускорение процесса, важное в условиях палочной системы. Есть дополнительный бонус и для судей: по делам, рассматриваемым в особом порядке, гораздо короче и проще в написании текст решения суда; а в вышестоящие инстанции такие решения практически не обжалуются.
Особенно драматично выглядит выбор для заключенных под стражу. Тогда на кону оказывается сокращение срока пребывания в пыточных условиях мест предварительного заключения — дело быстрее уходит в суд и быстрее решается, а держать взаперти еще не осужденного обвиняемого сколь угодно долго суд легко разрешает следствию (лишь 2% ходатайств о продлении срока заключения под стражу не были удовлетворены судом в 2011 г.; если исключить ходатайства, отозванные самими следственными органами, процент отклоненных судами упадет до 1,6%). Следующий выигрыш — сокращение количества судебных заседаний. Последние политические процессы — дело Pussy Riot и «болотное дело» — привлекли внимание общественности к тому, с какими страданиями связаны для подсудимых, находящихся под стражей, сами по себе выезды в суд. Подъем чуть ли не посреди ночи без завтрака, длительное пребывание в клетках в машине, собирающей подсудимых по разным тюрьмам, тесные и темные камеры для ожидания в судах, клетки для подсудимых собственно в зале суда, сухая лапша на обед и такой же развоз «по домам» без ужина, с повторением того же ужаса назавтра — это вовсе не зарезервировано исключительно для противников режима. Так возят и так содержат подсудимых в России всегда. Несколько заседаний суда подряд — нелегкое испытание, а шансы быть выслушанным в суде, как мы знаем, — практически нулевые. За что бороться?
Впрочем, не надо думать, что через эту долгую мясорубку проходят все. Огромное большинство рассматриваемых в России уголовных дел решаются очень быстро, по конвейерному принципу. Лишь около 6% рассмотренных российскими судами в 2011 г. дел находились в судебном производстве дольше трех месяцев. Дольше года — 0,3%. Подолгу разбираются с единицами. Особый порядок — один из инструментов такого ускорения. В 2011 г. 760 000 человек были осуждены по статьям, по которым особый порядок в принципе возможен. 515 000 из них — двое из трех — были осуждены в особом порядке, т. е. после весьма сомнительного качества следствия не получили вообще никакого судебного разбирательства.
Особо тяжкие дела, о которых идет речь в законопроекте, — лишь небольшая часть рассматриваемых в судах уголовных дел, меньше 5%. Но это самые серьезные дела, с самыми большими приговорами. В 2011 г. таких дел было рассмотрено 47 023. Из 46 399 осужденных 76% прошли через сизо, с неоднократными продлениями срока содержания, и практически все, 42 917 человек, получили реальный срок; оправданных среди них — приблизительно один из двухсот. Позволить обвиняемым по самым тяжким статьям заключать судебные сделки, в принципе, было бы разумно и справедливо. Но сделать это сейчас, когда содержание под стражей и длительное судебное разбирательство равны пытке для подсудимого, а его зависимость от правоохранителей безгранична, — значит спровоцировать репрессивные органы на конвейерную штамповку необоснованных приговоров к бесчеловечным срокам, как это уже происходит в делах с менее значительными санкциями. Просто потому, что им будет удобнее и выгоднее так работать. Наш «независимый» суд этому никоим образом не преграда.
