Я хотела писать совсем о другом: о том, каким «типичным «нетипичным» делом» является дело Навального. Показать на этом примере траекторию уголовного дела, реальные правила игры для таких «нетипичных дел» (где нет признания вины, очевидности преступления, но есть примечательный фигурант).
Это было в тот момент, когда – да, еще позавчера вечером – достаточно легко было спорить на исход (и насколько я знаю – я не была одинока в таком виде спора).
Что мне Навальный?
Как юрист я сказала все еще до начала процесса – там нет доказанного состава преступления. Вчера – уже после схода на Малой Садовой – я втянулась в диспут в троллейбусе, с обычным парнем («я работаю, у меня свои проблемы, что мне Навальный?») И пока мы разговаривали – очень легко сформулировала то, что не давало мне покоя. Есть многое, что мне не нравится в Навальном, но если я юрист и мечтаю о правовом государстве, оно должно быть для всех – и неважно, какая у него фамилия. В этом беда нашей системы – власть согласна на независимый суд и объективную полицию/следствие/прокуратуру для государства, но по нескольким фамилиям – когда надо - должна быть возможность сделать исключение. Этих исключений все больше, и все постепенно летит к черту: а осознание этого процесса приходит ко всем по-разному.
Вы скажете – какое правовое государство? Но это то, что лежит в основе нашей философии права, по крайней мере, так учили меня – как смешно это ни звучит: в Университете МВД – справедливость и объективность.
«Теорию права нельзя выучить, ее можно только понять. Кто поймет – с тем и поговорим», - говорил наш преподаватель теории права, и я помню тот момент, когда поняла ее. Никакая отрасль права потом не вызывала потом проблем, а справедливость и объективность оправдывали то самое «творческое» применение того же уголовного права, на которое не преминут мне когда-нибудь указать. В моей работе часто Уголовный кодекс выступал ultima ratio, чтобы обеспечить что-нибудь из прав и интересов, закрепленных в Конституции – например, право на здоровье (и вот мы уже расследуем производство пищи на заводе, где по колено гнили и невозможно дышать) или борьбу со свалкой ртутных ламп.
Иллюзии и споры
Возвращаясь к спору и вечеру среды. Я ставила на вероятность: 1/69/30 – оправдательный, условный, реальный. И да – несмотря ни на что, надеялась на оправдательный: просто потому, что всегда есть шанс, что еще одному «человеку системы» надоест принимать решения, отключая логику. Это было бы чудом. Но на него многие надеялись или просто брали в расчет как опцию – в том числе те, кто работали или работают в правоохранительной системе. Потому что в нарративах следователей и прокуроров – как в свое время и в моем звучит - когда у нас какое-то спорное дело, где есть/нет состава – то решение же о виновности принимает суд, если что – «оправдает».
Знакомый адвокат, услышав это от меня, смеялся, а потом сказал: «Да, многие следователи так думают. Мы знаем, что это не так, но никогда не говорим им об этом: иллюзия, что суд может оправдать, дает нам возможность немного торговаться за квалификацию».
Да, только каждый 13-й реально работающий следователь СК за год (2011 г.) сталкивался с оправданием по своему делу (со своими двумя за 8 лет работы я, наверное, один из рекордсменов), для следователей ФСКН это было реальностью для каждого 38-го, а в МВД – только для каждого 54-го. Но иллюзия в отношении судебной системы – легитимирует возможность расследовать спорные дела (а если не расследовать их – что в случае «хороших» спорных дел, где, например, на убийцу указывают только косвенные доказательства, происходит всё чаще и чаще - простые потерпевшие лишаются шансов на справедливость), одновременно сдерживая от произвола. Она не заставляет следователя или прокурора чувствовать судьей самого себя, и тем самым удерживает систему уголовного преследования в хрупком и искаженном (по сравнению с нормальным, когда суд действительно критически оценивает работу следователей), но равновесии. Чем меньше становится иллюзий – в том числе у правоприменителей в погонах – тем ближе время, когда прятаться за правом не придется. Есть очень большая разница для тех, кто будет принимать решения по делу - между «направлять уголовное дело, где скорее всего нет состава и доказательств, но верить, что "если что – оправдают"» и «знать, что есть категории людей, которых по любому (любого качества, с любым составом преступления) осудят».
Правила и «справедливость»
В этих же рамках иллюзий и мифов – куда больше оснований было ждать условного срока – это был расчет на «справедливость по правилам». Суд может прекратить дело, дать условно или ниже низшего – в общем, разберется по справедливости. Это был не миф, а вполне себе известная практика, отдававшая суду последнее слово в судьбе человека – и хотя бы в таких рамках исправлявшая ошибки предыдущих юристов. В этих рамках можно было бы вычесть из 16 миллионов 14, дать другую часть статьи за растрату или просто – слово в слово пересказать этот же приговор, но дать, как и исполнителю, – условный срок в разумных пределах. На такой исход я бы внутренне пожала плечами: дескать, все знали правила игры, обзавелась бы выигранной бутылкой Jameson и, включив в себе исследователя, засела бы писать про «траекторию типичного нетипичного уголовного дела на примере дела Навального».
Это был бы еще один текст о том, что вот был противник, нашли какое-то событие, подыскали состав преступления (основываясь на одной фразе Пленума Верховного суда, написанной явно про другое), как-то расследовали, рассмотрели, соблюдая минимум процедуры (уже по новым, «пуссирайотовским», стандартам – без свидетелей защиты и «лишних» экспертиз). Ну, и о том, что за время процесса почти всем стало ясно, что Навальный, конечно, не ангел – как и почти любой человек, имевший отношение к бизнесу в России, но не менее ясно стало и то, что ничего серьезного ему даже не потрудились найти. И вот условный приговор, все говорят «ну, мы же говорили» и обсуждают, как быстро «засилят» приговор (т.е. пройдет обжалование и приговор вступит в законную силу) и успеют ли до 8 сентября.
А потом коллега зачитывает трансляцию и в первый момент просто невозможно поверить в то, что «реальных правил игры» не осталось. Тех самых, исходя из которых, приговор должен был бы быть обвинительным, а наказание – условным.
Затем приходит попытка понять, каковы же новые правила игры?
«Мы» и «они»
Кажется, что по этим правилам под угрозой и все оппозиционеры, и все бизнесмены. Вместо общественного договора между обществом и государством – пакт о ненападении между правоохранительной системой и властью. Его суть: за выполнение обязанности «разбираться с несогласными» появляется новая «удобная» опция: собирать материалы постатье «растрата» в трактовке – приобретение по заведомо невыгодной цене (в этом «прецеденте» меньше 10% разницы) - и под угрозой уголовного преследования торговаться с предпринимателями. Если, конечно, кто-то из предпринимателей все ещё готов пытаться играть по этим правилам в своеобразную «русскую рулетку».И желающие найдутся - инвестиции в России рисковые, но выгодные. Это для «одних».
«Для других» все вроде останется как прежде. Только вот иллюзии на тему «суд разберется, а если что – нас поправит» - потеряет еще какое-то количество людей в системе. Скорее всего, из тех, кто еще цепляется за идеи справедливости или хотя бы за «эту работу кто-то должен делать» – в конце концов, подавляющее число лиц, предстающих пред судом,- это маргиналы. Полиция (в широком смысле) чувствует себя «чистильщиком улиц», и это во многом оправдано. Но исключений из этого правила будет все больше и больше. А, значит, уходить будут те, кто не сможет работать без таких легитимирующих работу (хотя бы в своих глазах) мифов.
Средний стаж работы следователей (особенно в СК) очень низкий, разочарование в профессии приходит быстро, остается – работа у станка: слепить по шаблону дело, не вдаваясь в подробности, не думая о том, почему два убийства, произошедшие в разное время и по разным мотивам, надо писать как одно преступление и каким же мог быть умысел. Или почему сорванный погон – это тоже применение насилия, почему купить имущества на 14 миллионов, а продать его за 16 – это (безвозмездное) хищение. В конце концов, на «подумать» часто нет времени.
Но жалеть из-за сложности условий работы по одну сторону все ещё виртуальных баррикад будут всё меньше, а по другую – все проще будет верить в западные деньги и оплаченные протесты, чем в то, что становишься исполнителем расправы. Разрыв между «мы» и «они» - с обеих сторон будет нарастать.
Отсюда может появиться и легитимация уже совсем другого подхода к работе следователя/оперативника/прокурора: мы сажаем ваших несогласных – так что не надо лезть во все остальное. А настоящей работы в этом «остальном» будет всё меньше, иллюзий на бумаге – еще больше, а итогом станут все новые очаги локальных вспышек негодования – по поводу незадержанного убийцы или наоборот – «не того» избитого.
Выборы и возможности
Но есть и более локальный повод, вызывающий мое сожаление – это то, что Навальный готов сняться с выборов. Дотянуть с кассацией – а, значит, и со вступлением в силу приговора и снятием с выборов – до 8 сентября сложно, но не невозможно. Принятое решение выглядит противоречащим его же программному посту с призывом бороться до конца.
Каждый день предвыборной кампании позволял бы все большему количеству людей узнавать его историю: теперь уже вопиюще несправедливую. Чем более явными становились бы абсурд обвинения и назначенного срока – по сравнению с чиновниками, правоохранителями и так далее – тем ближе был бы день, когда что-то изменится.
Недавно мы с друзьями смотрели фильм «Нет»- про проигрыш Пиночетом референдума 1988 г. Не буду пересказывать – просто посмотрите и подумайте: они начинали в условиях «мы знаем, что референдум будет честный и Пиночет выиграет». Снимаясь с выборов, Навальный лишает москвичей возможности сказать: «Нет», а остальных – увидеть путь к другому сценарию или – пересмотреть свое отношение к происходящему. Никто не может предсказать результат Навального на выборах – если он до них дотянет, но участие в этих выборах в любых условиях – это пинок в сторону власти: «Я выкрутился – теперь ваша очередь».
* * *
Можно долго обсуждать, для кого какое событие стало знаковым в деле избавления от иллюзий. Для многих им стал процесс над Pussy Riot. Но он был сильно окрашен «посягательством на традиционные ценности», что и в этом случае оправдывало для некоторых применение уголовного права как «ultima ratio».Для меня в том деле «закончился» уголовный процесс, но всё еще оставалась иллюзия небеспредельности уголовного права.
Вчера же такой день наступил и для меня – когда не только головой понимаешь, но и на эмоциональном уровне принимаешь: судебная система как средство легитимации власти умерла. Что осталось от права как философии справедливости – не знаю.
Почти год назад у нас была дискуссия с Никитой Петровым – в «Системе ценностей» мы разговаривали о Конституции. Одним из последних вопросов было – что делать, если она не соблюдается. И тогда я промолчала, озвучив свое мнение только после.
Самый простой ответ на это есть в Основном законе страны, переживший не меньше нашего. Страны, где правовое государство – практически идеология, как минимум - для юристов, которым я завидую.Особенно тем, для кого нет разницы, в отношении кого расследовать дело: хоть президента, хоть советника главы правительства, хоть главы крупной компании. Для них правовое государство – это равенство перед законом и живая, каждый день действующая Конституция – пусть она так и не обрела имени «Конституции». А для меня правовое государство – это когда закон легитимирует то, что будет сделано для его спасения, когда «ultima ratio» – это не уголовный закон, а статья Конституции.
«Законодательство связано конституционным строем, исполнительная власть и правосудие - законом и правом.
Если иные средства не могут быть использованы, все немцы имеют право на сопротивление (отпор, неповиновение) любому, кто предпринимает попытку устранить этот строй».
Какая статья в нашей Конституции могла бы спасти в моих глазах юриста конструкцию «законности» при любом дальнейшем развитии – я не знаю. У нас нет легитимного инструмента сопротивления, подкрепляющего требование властям: «Исполняйте, судари, нашу Конституцию».
Вчера был день, когда уже не хотелось искать такого инструмента. Но сегодня другой день – и надо находить силы для этого поиска. Поиска, который не зависит от самого по себе дела Навального или даже от «Болотного дела». Поиска инструмента, который должен привести к понятным и одинаковым правилам для всех.
Источник: Полит.ру
