Все сотрудники прокуратуры Московской области, обвиняемые в покровительстве подпольному игорному бизнесу, были отпущены из-под стражи и провели новогодние праздники на свободе. Ни одно уголовное дело так и не было отправлено в суд. Следствие долго не желало менять меру пресечения, гремели баталии с возбуждениями и отменой возбуждений уголовных дел, фигуранты устраивали громкие побеги за границу, один из обвиняемых даже намеревался пойти на сделку со следствием (что по нынешним временам хороший залог успеха в судебном разбирательстве). Предельные сроки содержания под стражей истекли, прокуратура проявила редкую «принципиальность» и отказалась направлять в суд дело подмосковных прокуроров, прекрасно понимая, что по закону это значит, что обвиняемые автоматически выходят на свободу.
На фоне показательной кампании по борьбе с коррупцией прокуратура не менее показательно дала понять, что не сдает своих, и использовала для их спасения максимум оставшихся у нее полномочий. По любому, даже самому простому, уголовному делу всегда можно найти что-нибудь несделанное и тем самым вернуть уголовное дело в Следственный комитет для дополнительного расследования.
По самой сути уголовного процесса ответы на вопрос о виновности подмосковных прокуроров общество должно получить из открытого судебного разбирательства. Решение о виновности выносит только суд, он же определяет, достаточно ли представлено доказательств. Казалось бы, что может быть проще? Именно суд и должен рассудить Следственный комитет, считающий, что доказательств достаточно, по крайней мере в отношении некоторых обвиняемых, и Генеральную прокуратуру с мнением сугубо противоположным.
Но путь в суд прочно прегражден той самой Генеральной прокуратурой. И закон тут на стороне генерального прокурора, оставляя за ним последнее слово. Эта схема многое говорит о роли суда в существующей системе: прокуратура допускает туда только дела очевидные. Или те, по которым нет ведомственных разногласий, а ведомственное взаимопонимание, наоборот, есть.
Уголовно-процессуальный кодекс (УПК) не ругает только ленивый. Я обычно за него вступаюсь. Виноват не закон, а то, как он был истолкован, применен, изменен. В том, чем стал уголовный процесс за последние 10 лет, вина не столько текста закона, сколько правоприменителей, авторов постоянно вносимых изменений, адвокатов. И даже тут я найду, за что вступиться: закон о ведомственных интересах не думает и факторов коррупции не учитывает. Закон подразумевает, что все участники процесса добросовестно выполняют свои обязанности. Если кто-то ошибется, то вышестоящий начальник, или прокурор, или суд поправит ситуацию.
Раз уж такое во всех отношениях выдающееся уголовное дело случилось, общество должно видеть его в суде. Но, к сожалению, нет у нас такого пути в законе. Вы только представьте, что могло бы произойти, будь у Следственного комитета возможность сделать исключение из исключения, направить дело в суд, самостоятельно поддерживать обвинение. Согласно духу УПК логично было бы доверить это руководителю Следственного комитета: Бастрыкин в роли государственного обвинителя, Чайка в роли третьей стороны, адвокаты обвиняемых независимы… Места для скучного, банального, с заранее предрешенным результатом процесса просто не осталось бы.
Но это фантазии. А реальность такова, что борьба с коррупцией — именно так, без кавычек, с учетом масштабов самой коррупции в нашей стране — должна строиться на принципе обратном. Рассмотрение преступлений должностных лиц в суде должно быть не исключением из исключений, а правилом. Правилом, учитывающим, что подобные уголовные дела сложно доказуемы, неоднозначны, спорны. И не стоит бояться того факта, что процент оправдательных приговоров по ним будет намного выше обычного российского 1%. Судебные процессы по таким делам — максимально открытые — необходимы не столько для наказания, сколько для восстановления доверия общества к судебной и правоохранительной системам.
Освобождение подмосковных прокуроров показало серьезный изъян системы. Для действительной, а не показной борьбы с коррупцией его надо исправлять. Во-первых, ведомство, которое занимается расследованием должностных преступлений, должно быть самостоятельным федеральным органом. Во-вторых, оно должно иметь право государственного обвинения. Государственного обвинения против государственных же служащих. И эти государственные обвинители — вместе со следователями, ведущими дела, — не должны бояться суда и, что важнее, не должны бояться проигрывать процессы. Эта схема близка к оптимальной: специалисты выполняют свою работу, суд разбирается, где коррупция, а где ошибки, где система, а где малозначимый эпизод. А общество получает из этих процессов информацию к размышлению и действиям.
Есть мнение (и оно справедливо), что коррупция побеждается не количеством показательно громких дел, а изменениями в обществе, в менталитете правоохранителей, чиновников и граждан. Но нельзя недооценивать роль прецедентов, особенно отрицательных. Замять дело прокуроров получилось благодаря монополии на гособвинение. Если ее разрушить, то у суда появится шанс сыграть значимую роль в борьбе с коррупцией.
