Об этом процессе высказались юристы-материалисты, дав хороший анализ вопроса «а есть ли тут хулиганство»; мои коллеги из Института проблем правоприменения – о том, что система работает с девушками, как и с любыми другими: что касается условий содержания под стражей, доставки в суд и т.д. Теперь все будут обсуждать наказание – почему именно так, а не иначе. А мне бы хотелось продолжить мысль «система поступает с ними, как и с любыми другими». И суровость наказания тут не имеет значения: факта обвинительного приговора вполне достаточно.
Но сначала о необходимой предыстории. Все знают, что у нас нет прецедентного права, зато есть прецедентное правоприменение. Вся правоохранительная и судебная система смотрит на то, как нормы применяются их коллегами. Иногда по спорным вопросам весомо высказывается Верховный суд, постановлением Пленума ВС давая ответ на вопрос «как это понимать?». Но чаще происходит по-другому, особенно в материальном праве. Правоохранителям нужен «вал», а когда ресурсы региона заканчиваются – нужны передовые примеры. Самые инициативные сотрудники или руководители ищут положительный опыт, привозят в свои отделы и суды образцы приговоров, желательно прошедших через кассационную инстанцию, а лучше – и через надзорную. Самый известный пример – стремительно развившаяся практика квалификации нарушений ПДД у маршрутных автобусов по ст. 238 УК РФ – оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни и здоровья потребителей, от Москвы до Махачкалы, хотя есть мнение, что пионером стал Санкт-Петербург в 2008 году, когда ситуация на дорогах возмутила губернатора. Таким образом один удачный случай применения статьи УК может распространиться по всей стране, занять свое место в шаблонах обвинений и приговоров, и через год любому новому следователю такое применение статьи будет казаться естественным, логичным и абсолютно правильным.
Теперь вернемся к праву процессуальному. Внутренняя идея российского УПК примерно такая: основной этап сбора доказательств – предварительное следствие, суд оценивает доказательства сторон и выносит решение. Тут предполагается, что доказательства представляют две стороны: защиты (подозреваемый и его защитник) и обвинения (потерпевший, следователь, прокурор). Отсюда и понятие «состязательность сторон», однако с его реализацией с самого начала вышло не очень: полномочий защитнику по сбору доказательств дали немного, обязанность следователя – приобщать доказательства защиты – забыли, суд на досудебной стадии в это вмешиваться на этапе формирования практики применения УПК не стал. Впрочем, тут долгое время было и оправдание: сторона обвинения перед передачей дела в суд «открывает карты», показывая стороне защиты все доказательства и не имея особой возможности их дополнить в суде. И у защиты долгое время были хоть какие-то шансы в судебном процессе свои доказательства представить: нарушение «права на защиту» вполне тривиальное основание для отмены приговора в кассационной инстанции. Так сформировались стандарты: во время следствия следователи могут отклонять без особых последствий доказательства защиты и ходатайства (на тему «не всегда» можно рассуждать долго, но речь не об этом), а на суде определенный минимум у защитников должен быть: вызвать на допрос эксперта, назначить дополнительную экспертизу, привести своих свидетелей и допросить их в суде: в том числе по обстоятельствам дела (впрочем, и сторона обвинения от таких возможностей не отказывалась). Это не мешало суду оценивать доказательства по внутреннему убеждению как «противоречащие иным доказательствам, не вызывающим сомнений» и «скептически отнестись к данным свидетелем показаниям, поскольку он находится в дружеских отношениях с подсудимым», но у защиты был шанс заронить тень сомнения у судьи – если не в виновности, то в перспективах приговора в кассации, в качестве работы следствия, и получить более мягкий вариант для подсудимого, а то и переквалификацию и, тем самым, условный срок или прекращение дела.
Процесс на Pussy Riot знаковый именно потому, что суд отошел от этих стандартов. А на этот процесс смотрят все (в том числе и следователи, и судьи). Смотрят и делают выводы: значит, можно и в обычном процессе о «состязательности» забыть. Есть следствие, есть обвинительное заключение, утвержденное прокурором, а следователи и прокурор не ошибаются. Можно не тратить времени на ходатайства защиты (лишив подсудимого последней живой гарантии нашего УПК) – и приговор устоит. Конечно, система будет ждать судьбы дела в кассации, а то и надзоре. Но если приговор устоит там – новые стандарты распространятся по всей стране. Это значит, что через год очевидца преступления, стоящего за дверью суда и готового дать показания (или, например, человека, подтверждающего ваше алиби), можно будет не допрашивать. При противоречиях в экспертизах – можно будет не допрашивать экспертов. И так далее: описание процесса в Хамовническом суде было достаточно подробным, чтобы найти и другие примеры. «Новые» стандарты будут уже для всех, а не только для Pussy Riot – и в этом главное значение этого процесса для системы судопроизводства.
Но есть и хорошее в этом процессе. Многим именно сейчас становится понятно, что каким бы хорошим (ну или как минимум – весьма неплохим) ни был бы наш УПК – практика его применения уже настолько далеко ушла от «буквы и духа» закона, а правоприменители так к ней привыкли, что просто так изменить это уже нельзя. Реформировать придется все и сразу – и систему, и закон. Иначе «path dependency» (зависимость от предшествующего развития) возьмет свое: или через правоприменение, или через правоприменителей.
Источник: Slon.ru
