Правовая реформа в России остается одним из самых важных пунктов повестки дня. В экспертных дискуссиях, окружающих вялые попытки сверху ответить на общественный запрос косметическим ремонтом правовой системы, удивительным образом переплетаются несколько противоречащих друг другу тезисов, с которыми — что самое смешное, одновременно — оказываются согласны буквально все.
Тезис первый: в стране никто не соблюдает законы. Особенно это касается государственных служащих при исполнении — в быту народ все же несколько законопослушнее. Совершенно все равно, что написано на бумаге, когда, например, криминальная полиция из нескольких сотен составов преступлений, описанных в Уголовном кодексе, уверенно распознает примерно полтора десятка и лепит их на все случаи жизни. Когда следствие ведется «по понятиям» и отмена тех или иных надзорных функций прокуратуры приводит к тому, что получение формальной санкции на определенные следственные действия мгновенно замещается механизмом множественных неформальных согласований. Закона и ответственности становится еще меньше, произвола и ведомственных интересов еще больше. Все это понимают, и все согласны, что проблема не решается переписыванием законов, а решается через повышение прозрачности государственных органов, политические свободы и общественный контроль.
Тезис второй, гармонично уживающийся с первым в одних и тех же экспертных головах. Нужно сочинять правильные законы. Правоохранительные органы воспринимают любого предпринимателя как дойную корову? Упаковывают в сизо людей, подозреваемых в ненасильственных преступлениях? Отменим возможность предварительного заключения по «предпринимательским» статьям. Следствие начало массово лепить общеуголовные статьи за преступления в сфере бизнеса? Какая неожиданность, давайте переписывать те статьи в УК, которые массово используются в этом качестве. Следователи без всякого труда переключатся на другие? А мы введем должность особенного прокурора по защите прав предпринимателей. Тот факт, что проблема не в предпринимателях вообще, а в бесконтрольности предварительного следствия и практике судов штамповать (а прокуратуры — поддерживать в суде без разбора) запросы следствия на заключение под стражу, в этот момент уходит куда-то в слепое пятно.
Тезис третий: власть никого не слышит. Механизмы обратной связи порушены в ноль, ни пресса, ни общественная озабоченность той или иной проблемой, ни мнение экспертного сообщества не оказывают никакого влияния на решения, принимаемые наверху. Проблема даже не в том, что там, наверху, хотят неправильного или плохого. Проблема в том, что руководство страны, поставившее себе целью остаться единственной политической силой в таких условиях, когда формирование снизу разнообразных политических сил и общественных движений идет стихийно и лавинообразно, последовательно отрезало себе все пути контакта с проблемами населения — от демократических до самых технократически-авторитарных.
Тезис четвертый: нужно давать советы властям, потому что для решения любой из проблем нужна политическая воля. Пишутся бесконечные программы в жанре «если бы директором был я»: что мог бы сделать авторитарный режим для независимости своих судов? Для того, чтобы каждый предприниматель не находился под постоянной угрозой уголовного рейдерства? Для того, чтобы избирательная система не была посмешищем? Другими словами — что могла бы сделать существующая власть для того, чтобы перестать быть властью в своем собственном понимании? Пресловутой «политической воли» требует буквально все: решение проблемы обвинительного уклона, обеспечение независимости судей, ликвидация палочной системы в работе правоохранительных органов, борьба с коррупцией в них, прекращение пыток в полиции… В принципе, это неудивительно: в авторитарном режиме, где деятельность общественности, мнение живущих в стране людей вообще не идет в счет, любая проблема развязывается только сверху, решением политического руководства. Даже самым благонамеренным и все понимающим экспертам приходится обивать пороги руководства со своими программами, надеясь хоть что-то повернуть в начальственных головах к лучшему.
Между тем в стране изменилось кое-что существенное: появилась политическая воля за пределами начальственных кабинетов. Та самая самоорганизация снизу, кооперация живых людей по интересующим их проблемам — осознаваемым как политические (например, честные выборы) или не осознаваемым (благотворительность, всякое волонтерство) — нормальный для здорового общества общественный активизм. Это политическая воля, к которой можно апеллировать, которой можно давать советы. Только нужно это делать не на языке программ, не в форме «вот чего еще можно потребовать от начальников на следующем митинге». Это нужно делать на языке алгоритмов для индивидуальных действий. Если вы эксперт, не нужно писать еще одну программу, как режим, держащийся на управляемости судей, мог бы обеспечить им больше независимости. Нужно написать памятку «для чайников»: как пройти на суд, пронаблюдать нарушения в ходе рядового уголовного процесса, не загреметь при этом в полицию и разместить отчет в интернете, не забыв прицепить туда ссылку на личную страничку судьи во «В контакте» или в Facebook.
Источник: Ведомости
http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/279450/ne_programmy_a_instrukcii
http://www.vedomosti.ru/opinion/news/1659350/ne_programmy_a_instrukcii
