«Эра банковской тайны подошла к концу», — гласило итоговое коммюнике Лондонского саммита G20, прошедшего в апреле 2009 года. Почву для столь сильного утверждения Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) готовила в течение 10 лет, склоняя офшорные юрисдикции к подписанию двусторонних соглашений о предоставлении финансовой информации. Но только мировой кризис и смена политического курса в США дали шанс государствам континентальной Европы начать масштабное наступление на налоговые гавани. Лондон, давно ставший главными воротами в офшорный мир, на этот раз остался без союзников, и глава кабинета министров Гордон Браун был вынужден подписать документ, идущий вразрез с британскими интересами.
Барак Обама вел кампанию против офшоров еще до того, как стал президентом. Он активно продвигал законопроект сенатора Карла Левина с недвусмысленным названием «Об искоренении злоупотреблений налоговыми гаванями». Но тогда законодатели его всячески тормозили. Теперь шансы принять документ сильно возросли. По утверждениям Левина, американская казна теряет более 100 млрд долларов ежегодно из-за использования офшорных схем. Департамент юстиции тем временем перешел к решительным действиям, добившись от швейцарского банка UBS выплаты 780 млн долларов и раскрытия информации по 4450 клиентам. Тем самым был создан прецедент, подрывающий знаменитый швейцарский институт банковской тайны.
Столкнувшись с фискальным кризисом, лидеры континентальных государств Европы еще сильнее захотели вернуть в казну упущенные налоги — по данным ОЭСР, это как минимум 225 млрд долларов ежегодно. Кроме этого финансовые власти ведущих стран полны решимости ввести надзор за ивестиционными банками и фондами, в которых под завесой офшорной секретности изобретались рискованные финансовые инструменты и заключались нерегулируемые сделки. Но дальнейшее наступление на налоговый рай неизбежно обнажит серьезную проблему. Устранить офшоры, не затрагивая основ глобального капитализма, уже невозможно, поскольку они вписаны в современную модель ведения международного бизнеса. Готовы ли национальные государства ради достижения своих целей менять систему в целом — большой вопрос. И под силу ли им это?
Либерально ориентированные страны во главе с Англией предпочитают ограничиться двусторонними соглашениями о предоставлении сведений из льготных юрисдикций только по особым запросам. Европейские социал-демократы хотят обязать офшорные юрисдикции раскрывать всю налоговую информацию автоматически, а не по запросам. Французы, чья позиция наиболее радикальна, готовы пойти на разрыв соглашений о двойном налогообложении, что вообще сделает существование офшоров бессмысленным. Недавний саммит G20 в Питсбурге показал, что пока предпочтение, вероятно, будет отдано более либеральному варианту.
Территориальные государства регулируют то, что видимо и досягаемо. В первую очередь — стационарные активы, такие как месторождения, заводы, крупные торговые центры и т. п. Налоги и социальные расходы также обосновываются необходимостью содержать инфраструктуру территории и жизнеобеспечение ее населения. Чем выше мобильность активов, тем труднее собирать с них налоги. Поэтому национальные государства стремятся поддерживать территориальный капитализм, в котором стоимость привязана к физическим единицам. При этом для более эффективного учета и изымания ресурсов, для того чтобы лучше «видеть», государство изобрело две великие абстракции: деньги и юридическое лицо. Но они же стали и его главными проблемами.
Покинуть территорию означает уйти от налогов. И по мере того как государства наращивали регулирование, капитал изыскивал формулы экстерриториализации. Большинство налоговых гаваней и офшорных финансовых центров являются микро— или даже наногосударствами. Суммарная территория офшоров составляет 0,223% суши, но в них размещено 17% всех банковских вкладов и формально зарегистрировано 29% активов состоятельных людей планеты. Из примерно 30 основных офшоров 12 имеют площадь менее 1000 квадратных километров. Соответственно, содержание такой территории не требует высоких расходов, и уже поэтому она может позволить себе роскошь безналогового существования, финансируя суверенитет производством юридических лиц и финансовых услуг. Являясь абстрактными единицами учета, финансы и юридические лица не требуют пространства, а точнее, требуют его лишь столько, сколько надо для размещения людей и устройств, которые эти абстракции создают и хранят. В одной из своих запальных речей Обама привел пример офисного здания Ugland House на Каймановых островах, в котором находятся более 18 тыс. компаний, а работает всего 241 человек. «Это либо самое большое здание, либо самое большое налоговое мошенничество», — сказал он.
Однако, в отличие от мошенничества, полицейскими мерами устойчивые обычаи делового оборота не изжить. Простое запрятывание денег в офшорные банки, чтобы не платить налоги, — это уже давно устаревший прием. То, с чем мы имеем дело, можно назвать отделением финансов от предприятий, от любых недвижимых, то есть территориально и национально фиксированных, активов. Тогда к экономии на налогах добавляется мобильность капитала. За счет скрытых внутрикорпоративных кредитов, трансфертного ценообразования и других приемов еще в 1980−х годах финансы крупных производителей были выделены в отдельные компании, зарегистрированные в офшорах, и стали самостоятельным бизнесом, имеющим мало общего с реальным сектором. Размещая центр концентрации финансов, скажем, на Барбадосе или тех же Каймановых островах, такие компании, как Wal-Mart или General Motors, могут распределять издержки по предприятиям, находящимся в разных странах, в зависимости от налоговой политики последних и терпимости к трансфертному ценообразованию. А все временно свободные средства предприятий тут же превращаются в финансовые инструменты, живущие отдельной жизнью.
Но, для того чтобы финансы были мобильны и сохранны, требуется применение второй абстракции — юридического лица, то есть оболочки, которая привязана к какой-либо юрисдикции. И пока мир устроен так, что для этого нужна территория, кусок суши. Без нее нет полноправной юрисдикции, так как последняя образуется либо путем признания со стороны других суверенных государств, либо установлением протектората (треть всех офшоров — британские территории). По сути, офшоры отличаются тем, что дешево производят юридические лица с высокой степенью защиты. Дешево — потому что не надо платить налоги, подавать отчетность, «дружить» с чиновниками и т. д. Надежно — потому что защищено секретностью и правом, в основном английским. На британских Виргинских островах территорией всего около 200 квадратных километров зарегистрировано более 600 тыс. так называемых международных бизнес-компаний (International Business Companies), являющихся фирменным юридическим продуктом этого офшора.
Мобильность финансов и возможность упаковывать их в неограниченное количество юридических оболочек за пределами национальных территорий, то есть вне поля зрения регуляторов, значительно облегчила размножение рискованных финансовых инструментов и надувание пузыря деривативов. Хедж-фонды — преимущественно офшорное явление (79% зарегистрировано на островах Карибского бассейна, из них 67% — на Каймановых островах). Можно предположить, что кроме перепроизводства финансовых инструментов к мировому кризису привело еще одно, пока малоизученное явление — перепроизводство юридических лиц.
И вот теперь правительства развитых стран пошли в наступление. Но пока основное достижение — принятие властями офшорных юрисдикций стандартов прозрачности и обязательств обмена информацией — означает только переход от сплошной к избирательной секретности, не более того. Очень показателен обтекаемый комментарий министра финансов Люксембурга: «Банковская тайна не является несовместимой со стандартами ОЭСР». Оформление запросов потребует обоснования и выполнения процедуры, то есть сопряжено со значительными издержками. Главное, что пока не требуется автоматическое раскрытие информации. А навязать властям офшоров механизмы регулирования финансового сектора, чтобы предотвратить создание новых рискованных схем, пока нет возможности. Прежде всего потому, что сами эти новые механизмы еще не придуманы. Шок, вызванный лондонским саммитом, постепенно проходит, а новых мер пока не предложено. Дальнейшая судьба офшорного сектора будет зависеть от повседневной работы фискальных служб по составлению и обоснованию запросов, но не ясно, насколько эта работа себя окупит. Экстерриториальный капитализм понес потери, но пока устоял. (expert.ru)
