Текст и видеозапись лекции Вадима Викторовича Волкова на тему "Как работают суды общей юрисдикции в России: результаты эмпирических исследований", которая была прочитана 26 сентября в рамках проекта Публичные лекции "Полит.ру".
Текст лекции
Спасибо за приглашение. Ввиду ограниченности времени я начну сразу, без предисловия. В нашем обществе есть явное осознание больших проблемам, связанных с качеством судебной системы, с ее способностью обеспечивать справедливость. С другой стороны, у нас крайний дефицит знания о том, как функционирует судебная и вся правоприменительная система. Я должен сразу подчеркнуть, что речь идет о судах общей юрисдикции, а не об арбитражной системе, с которой у нас все относительно благополучно. Суды общей юрисдикции, особенно в части уголовного судопроизводства, представляют собой больное место в нашем обществе. Но это очень слабо познанный предмет. И причин для этого несколько. Во-первых, это закрытость судебной системы от общества. Открытые публикации судебных актов начались совсем недавно, но они публикуются в урезанном виде. Мало информации о биографиях судей, о процедурах их назначения. Публично они выступают, только когда их увольняют. При этом у нас отсутствовала долгое время традиция знания или научных исследований, которая называется “эмпирические исследования права”, или “социология права”, объектом которой, собственно говоря, и являются правоохранительная и судебная система.
Дело в том, что юридическое знание, или юриспруденция, нам может давать понимание правовых доктрин и установлений, юридической логики, специфики законов, процессуальных аспектов, в каком-то смысле - юридического дизайна, но она не дает знания о том, что происходит, когда эти законы встречаются с реальной жизнью, когда они попадают в компетенцию тех, кто их принимает. Юриспруденция естественным образом исходит из того, что законы и кодексы имеют некоторое непроблематичное отношение к жизни. Они ее регулируют. Однако это отношение очень проблематичное, так как законы сами себя не применяют, законы применяют люди, и эти люди объединены в организации, у этих людей есть интересы, у этих организаций тоже есть интересы, между организациями есть определенные взаимоотношения, в организации есть организационная и профессиональная культура, есть мощные групповые механизмы и так далее. И все это вышеперечисленное серьезнейшим образом влияет на то, каким образом применяются или не применяются законы в жизни, то есть каков их истинный смысл. И вот научное знание социальных закономерностей применения законов у нас практически отсутствовало. Что пытаемся сделать мы в Институте проблем правоприменения - это восполнить этот пробел. И в сегодняшней лекции я постараюсь частично восполнить этот пробел, представив некоторый фрагмент исследования, которое еще не законченное и не опубликованное в научных изданиях.
План лекции будет такой: сначала я кратко объясню предмет и метод социологии права, поскольку лекция одновременно будет служить и демонстрацией возможностей эмпирической социологии права. Потом я спроецирую это непосредственно на объект нашего сегодняшнего разговора - на суды и судей, попробую в общем виде пояснить, как и зачем социология изучает суды и судей, и что из этого иногда получается. Потом мы перейдем непосредственно к эмпирическому исследованию и зададим главный вопрос о влиянии социальной структуры на решение судей и судов общей юрисдикции в Российской Федерации. Если останется какое-то время, то я посвящу его влиянию организационного контекста на поведение судей и вопросам ограничения независимости судей, и, может быть, если останется время, мы поговорим еще о нормативной культуре и рациональности судей.
Два слова про институт. У Института проблем правоприменения при Европейском университете такая модель работы, которая состоит из трех уровней. Базовый уровень - это постоянные эмпирические научные исследования, оформленные как проекты: вот они на слайде: судьи как профессиональная группа, изучение больших массивов статистики, институционный анализ траектории уголовного дела, исследования Конституционного суда и исследования, посвященные реформам полиции и судебной системы. Как только мы получаем значимые результаты, мы производим аналитические записки, которые призваны информировать тех, кто принимает решения в соответствующей сфере, и еженедельно публикуем колонки, основанные на этих исследованиях, - по четвергам, в рубрике Extra Jus, собственно, сегодня в газете «Ведомости» есть такая колонка, вы еще можете ее прочитать. Миссией института является продвижение верховенства права путем исследований и вынесения их результатов в публичную дискуссию.
О жанре. Эмпирическая социология права - традиция, на самом деле, довольно длинная и сильная, прежде всего, в Соединенных Штатах и отчасти в Великобритании. Ее называют по-разному: социология права, эмпирико-правовые исследования, социоправовые исследования. Сейчас они все объединены под рубрикой law and society, право и общество. В общем виде его предмет можно определить так: оно изучает эффекты социальной структуры, организации и культуры на применении законов. Тут каждое слово важно. Во-первых, применение закона. Закон на бумаге и закон в жизни - это разные вещи. Авторы закона не имеют контроля над тем, как эти законы будут использоваться в жизни. Когда закон встречается с обществом или попадает в руки правоприменителей, возникают эффекты, которые очень трудно запрограммировать, но можно изучать. И, накапливая это знание, можно совершенствовать законотворчество и правоприменение, чтобы хоть какая-то часть интенции законодателя была реализована в жизни.
Эффекты социальной структуры, организации, культуры. Социальная структура - это очень простая вещь. Это все социальные различия, с которыми мы имеем дело. Это различия между мужчинами и женщинами, между молодыми и пожилыми, между богатыми и бедными, этническими группами, между классами. То есть вся совокупность социальных различий, которая существует, определяется как социальная структура. И социология права смотрит, какие эффекты социальная структура оказывает на применение законов или организаций, поскольку применение законов всегда укоренено в социальном или организационном контексте. Кто такие правоприменители? Это у нас полиция, это Следственный комитет, это прокуратура, это суды и различные регулирующие органы. Они имеют организационную структуру, профессиональную культуру, систему стимулов, которая воздействует на сотрудников этих организаций. И все это решающим образом влияет на то, каким образом они применяют или не применяют законы. Эмпирический подход - это когда мы используем методы социальных наук, а не абстрактно-теоретические суждения и основываемся на наблюдениях или первичных данных; когда мы применяем весь арсенал методов – качественных и количественных - для исследования этих организаций. Мы исследуем поведение правоохранителей и судей, а этоповедение и есть применение законов (включая неприменение или нарушение).
Что в отношении судебной системы? Мы будем задавать такие вопросы: как влияет социальная структура на решение судей? Это вопрос с долгой традицией. Например, в американской криминологии, социологии права еще с 1930-х годов начал задаваться такой вопрос: «Как влияет раса подсудимого на решение суда? Одинаково ли в то время, когда были преимущественно белые судьи, они выносят приговор и черным, и белым? Одинаков ли процент приговоров к реальному тюремному сроку или к смертной казни для тех и других? Влияет ли раса на суровость приговора? Есть ли расовые предрассудки в принятии судебных решений?» Для этого ученые стали изучать судебную статистику. Потом стали анализировать влияние пола: есть ли у судей какие-то уклоны в отношении мужчин и женщин? Одинаково ли мужчины и женщины получают наказания при прочих равных условиях? Пожилые и молодые, представители высших и низших социальных классов, безработные и белые воротнички и так далее. Фактически, дух социологии состоит в том, что она не берет на веру основополагающие нормативные утверждения любой судебной системы, а именно - равенство всех перед законом. Она проверяет их эмпирически, собирая и анализируя факты. В отличие от юриспруденции, где модель судьи включает непредвзятость, объективность, отсутствие каких-либо скрытых интересов и следование исключительно закону, и это все предполагает некоторую неукорененность, дистанцированность судей от интересов, от социальных структур, от общества, социология предполагает, что это искусственные допущения. Судьи укоренены во времени, в социальной структуре, они подвержены определенным социальным влияниям, которые транслируются на их решения. И, собственно, надо еще эмпирически проверить, а существует ли равенство перед законом или нет. И социальные науки имеют мощный инструментарий для такой проверки.
Соответственно, нашим принципом является следующий: все суждения о степени независимости, справедливости, непредвзятости судов или наоборот должны быть подкреплены эмпирическими исследованиями, а эти исследования, в свою очередь, должны быть методологически обоснованными. И вот тогда мы можем накопить определенное экспертное знание, которое позволит нам выработать рецепты по организационному, институциональному изменению судебной системы, чтобы она лучше соответствовала тому нормативному идеалу, который сама для себя постулирует. Но о реформах в основной части доклада я говорить не буду, хотя можно будет поговорить в ответах на вопросы, а я все-таки буду представлять научное исследование, так как это все-таки научная площадка, научный клуб.
Мы начнем с вопроса, влияет ли социальный статус, или социально-экономический статус подсудимого (а также потом посмотрим гендер, гражданство) на решение судей? имеются ли различия в исходе судебного рассмотрения по сходному делу в случае, если подсудимые – люди с социально низким или социально высоким статусом? А именно - осужден или оправдан человек? Приговорен ли он или она к лишению свободы или альтернативным наказаниям? Есть ли различия в суровости наказания в зависимости от социального статуса подсудимого? Дело в том, что у судей есть, как вы, наверное, знаете, в соответствии с Уголовным кодексом достаточно значительная дискреция в назначении наказания, интервал срока лишения свободы от и до, и они ею активно пользуются. Более того, в Уголовном кодексе есть положение о том, что судья принимает во внимание личность подсудимого при вынесении приговора. Не только тяжесть преступления, конкретную статью, но также личность подсудимого. Однако не сказано о том, каким именно образом судья учитывает личность подсудимого. И мы можем задать вопрос: каким образом судья на практике использует эту дискрецию? Мы также должны спросить, как соотносятся легальные и экстралегальные факторы назначения наказания, то есть срок, прописанный в Уголовном кодексе, тяжесть, наличие или отсутствие рецидива, наличие или отсутствие иждивенцев, стадия подготовки преступления. Это то, что влияет в соответствии с кодексом на решение судьи, но есть еще несколько других экстралегальных факторов - пол, этничность, гражданство, статус, образование и так далее. И мы можем предположить, что эти вещи тоже могут иметь влияние, осознанно или нет.
Чтобы ответить на эти вопросы, нужны данные. Наше исследование использует базу данных, которая состоит из более 1,5 миллионов наблюдений, то есть это более 1,5 миллионов судебных решений, занесенных в статистические карточки Судебного департамента. Это карточки, которые заполняются на каждого подсудимого по результатам рассмотрения уголовного дела в каждом районном суде, аккумулируются в судебном департаменте региона и там хранятся. Судебный департамент при Верховном суде РФ в Москве сумел аккумулировать за 2009 и первую половину 2010 года эти карточки на своем сервере, и по запросу Институту правоприменения при поддержке Открытого правительства они были предоставлены. Затем они были деперсонифицированы и переведены в статистически обрабатываемую базу мастерством и невероятными усилиями нашего сотрудника Дмитрия Скугаревского. В итоге институт получил самую большую в мире базу судебных решений. Это вся уголовная юстиция Российской Федерации за полтора года. Там содержится информация о подсудимом, об особенностях совершения преступления, статье обвинения, об особенностях процесса и рассмотрения дела, о вынесенном приговоре. Эти решения локализованы по районам и регионам. Соответственно, эта база дает возможность с высокой степенью достоверности выяснить закономерности работы судебной системы. Кроме того, для интерпретации результатов мы проводим экспертные интервью с действующими судьями и с судьями в отставке, также провели анкетный опрос судей в 6 регионах Российской Федерации.
Вот так выглядит статистическая карточка на подсудимого. Это электронная карточка из системы ГАС «Судимость». Это первый раздел - сведения о подсудимом. Там есть некоторая классификация, интересующая нас. Поле, называемое “род занятий”. Эта классификация не социологическая, совсем не строгая, но, тем не менее, она дает возможность построить некоторый набор переменных для статусных групп. То есть здесь заполняется профессиональный или социальный статус: рабочий, работник сельского хозяйства, сотрудник правоохранительных органов, предприниматель, индивидуальная трудовая деятельность, государственный муниципальный служащий, трудоспособный неработающий, безработный и так далее. И, кроме того, есть поле - “руководитель или владелец предприятия и учреждения”, и есть поле “должностное лицо”. И вот в комбинации этих признаков можно сконструировать переменные социального статуса.
В этой таблице отражена логика конструирования социального статуса: слева - род занятий, почти так, как он отражен в статистической карточке, а в правой колонке - переменные социального статуса, которые я следующим образом сконструировал: рабочий и сельхозрабочий - в категории “Рабочий”, государственный муниципальный служащий без изменений попадает в графу “Госслужащий”, а например графа “служащий в коммерческой или иной организации”, если мы комбинируем с признаком руководитель, то мы можем разбить этих служащих на топ-менеджеров - это руководители и должностные лица, как правило это директора, финансовые директора и главные бухгалтеры, то есть должностные лица с материальной ответственностью, там они отмечены особо, и офисных работников, то есть всех остальных. Предприниматели с юридическим лицом и без юридического лица - объединяем, студенты и учащиеся - отсекаем тех, кто младше 18 лет, сливаем вместе все виды неработающих и безработных. Судя по интервью, судьи не делают субьективного различия - для них неработающие и безработные, то есть официально зарегистрированные безработные, или трудоспособное лицо без особого рода занятий - это все безработные.
Первое, что мы можем сразу посмотреть, - это статусная структура подсудимых. То есть это информация о том, как распределены социальные группы, точнее подсудимые по этим статусным группам. То есть это все люди, представшие перед судами общей юрисдикции РФ в 2009 - первой половине 2010 года. Что мы видим сразу же? Что самая многочисленная группа - 60% - это безработные, и еще 20 % - это рабочие. То есть 2 группы наименее низкого статуса - рабочие и безработные - составляют 80% всех подсудимых. В трудоспособном населении страны рабочие составляют примерно 20%, а неработающие – около 25%. Мы мало что можем сказать про тех, кто попал в «иные занятия». Зато мы можем сказать, что есть несколько других групп, которые в совокупности составляют не более 10% подсудимых. То есть у нас пирамида, которая очень сильно расширена к социальному низу. Мы можем сказать, что в системном плане наша криминальная юстиция занимается прежде всего малоимущим, маргинальным, безработным элементом. Но – и это важный нюанс – то, что мы имеем в таблице, это, условно говоря,поставка. Поставка со стороны нескольких правоохранительных организаций. То есть прежде, чем предстать перед судом, человек должен стать подозреваемым, то есть его должны идентифицировать и задержать, провести доследственную проверку, потом возбудить уголовное дело, то есть он должен стать обвиняемым в совершении уголовного преступления, должно быть проведено предварительное следствие и после утверждения обвинения прокуратурой человек предстает перед судом. Это уже, соответственно, работа полиции и следователей МВД либо Следственного комитета, это прокуратура, которая подписывает и передает дела в суд. Четыре организации. То есть то, что мы имеем на входе судебной системы, - это то, что мы имеем на выходе согласованной работы фактически четырех организаций (если следователей МВД считать отдельно от полиции). Ну, еще и небольшая доля Госнаркоконтроля. Поэтому вот эта структура подсудимых - это комбинация объективной склонности к правонарушениям со стороны различных социальных групп (но мы ее не знаем, поскольку знаем мы ее настолько, насколько правоохранительные органы готовы фиксировать эти правонарушения, оформлять их, возбуждать уголовные дела, расследовать и передавать в суд) и избирательной активности вышеназванных организаций. То есть того, как они фильтруют население. А мы можем предположить, что у предпринимателей, у правоохранителей, у чиновников, у рабочих, у безработных разные ресурсы для того, чтобы не быть задержанным, не попасть под уголовное дело.
За год примерно 26 миллионов обращений граждан в правоохранительные органы. Из них правоохранительные органы фиксируют в книге учета событий и происшествий только 46% этих сообщений, что вот поступило некоторое сообщение. Из них только по 17% после доследственной проверки возбуждается уголовное дело. То есть огромное количество эпизодов отсеивается, уголовные дела не возбуждаются. Дела возбуждаются обычно по более очевидным преступлениям, уже с готовым подозреваемым, с тем, кто, скорее всего, не будет сильно сопротивляться. И оперативники понимают, что с ним будет легче работать, а это, как правило, низкостатусный слабо заресурсированный, маргинальный элемент. И дальше из этих примерно 2 миллионов уголовных дел, 40% передается в суд. Какие-то приостанавливаются, это когда нет подозреваемого, то они “висят”, какие-то переходят на следующий год, а небольшая доля прекращается. Мы пока не знаем с точно, как работают правоохранительные органы в отношении различных групп, но, благодаря судебной статистике, мы теперь знаем, что делают суды, как они дифференцируют население.
Через этот конвейер проходит 0,1% правоохранителей, около 1,2% топ-менеджеров и госслужащих, немножко больше, 1,6% предпринимателей и так далее. Вот таблица исходов рассмотрения дел для различных групп. На основе этой таблицы мы только формулируем гипотезы для исследований. Это не результат исследований. У нас уже хорошо известно словосочетание «обвинительный уклон». И цифры эти я на всякий случай внизу написал. По всем видам обвинения у нас оправдывается 2,4%, но если мы разобьем это на 2 разных процесса, то есть по частным обвинениям - это легкие статьи и рассматриваемые мировыми судами без предварительного расследования и без поддержки гособвинения (побои, оскорбления, клевета) - то мы видим, что процент оправдания довольно высокий - 17%. А если мы отдельно смотрим публичное и частнопубличное обвинение, это статьи более тяжкие, которые предполагают лишение свободы, поддерживаются гособвинением, которое предполагает формализованное предварительное расследование в виде дознания или следствия, то там процент оправдания ничтожно мал - 0,3%. Если мы уберем отсюда особый порядок, то есть когда подсудимый признает свою вину, и отказывается от права рассмотрения всех доказательств по существу, то есть упрощает дело и следователю, и прокурору, и судье, в обмен на то, что его наказание будет ниже верхней трети того, что предписывает соответствующая статья УК, то есть он уже идет с признанием своей вины, он не может быть оправдан, если мы уберем этих и оставим только тех, кто не идет в особом порядке, а это значит, что он каким-то образом борется, защищается в суде, то уровень оправдательных приговоров по общей юрисдикции все равно меньше процента - 0,7%. Но теперь взглянем на таблицу и увидим, что это - не более чем «средняя температура по больнице». Смотрим первую колонку “оправдано”. Это вместе - частное и публичное обвинение. Смотрим разбивку по статусным группам и видим, что если это безработные, то это меньше 2%, если это правоохранители и госслужащие - то больше 10% оправдательных приговоров. То есть простая статистическая разбивка по статусным группам дает нам представление о том, что статистические исходы представителей разных социальных групп могут отличаться друг от друга в разы.
Смотрим частное обвинение и публичное обвинение. Две следующие графы. Более 40%, более 30% для высокостатусных групп (мы условно говорим - высокостатусный, но они высокостатусные, в том числе, и с точки зрения привилегий, которые они имеют в суде), и в 2 раза меньший процент оправдательных приговоров для низкостатусных групп. Если мы перейдем к оправданиям по статьям публичного обвинения, там порядковые различия. А оправдания в публичном обвинении - это наиболее ценный для любого гражданина исход, поскольку нет судимости, реабилитация по всем обвинением - и, соответственно, избегание любого наказания. И вот в этом самом высоком субъективно ценном исходе рассмотрения судебных дел мы видим порядковые различия.
Теперь реальный срок лишения свободы. В мировой традиции изучения различий вынесения приговоров это еще один важный параметр, то есть, грубо говоря, садится человек или нет. Это следующее важнейший исход дела. Зная еще условия содержания в так называемых «исправительных» учреждениях, лишение свободы - это очень серьезный исход в жизни любого человека. И здесь мы видим, что процент наказаний, связанных с реальным лишением свободы, тоже серьезно различается. Мы видим, что он также имеет некоторые закономерности по верхним группам и по нижним группам, точно так же - и по условному лишению свободы. То есть это приговор, связанный с лишением свободы, но когда судья решает, что отправлять человека за решетку нецелесообразно по каким-то причинам.
И мы можем посмотреть средний срок. Средний срок - наоборот, из этой описательной статистики кажется, что менее статусные группы получают меньше среднего срок лишения свободы, более статусные группы получают больший срок.
И здесь мы можем сформулировать исследовательскую гипотезу. Она проста. Она состоит в том, что представители разных статусных групп имеют разные шансы на исход рассмотрения дела в суде, и что судьи назначают разное по тяжести наказание представителям разных социальных групп. Я графически это представил. Красное - это процент приговоров к реальному лишению свободы, зеленый - это процент оправдательных приговоров, а желтый - это условное лишение свободы. И мы видим, что у социальных групп разная комбинация этих исходов. Это - не более чем исходный материал для того, чтобы сделать основополагающую гипотезу.
Мы можем сформулировать и альтернативные гипотезы, что представители различных социальных групп совершают различные правонарушения и поэтому они наказываются по-разному. И это в рамках закона. То есть по насильственным, беловоротничковым, имущественным и т.д. преступлениям судьи выносят различные приговоры. При этом преступления могут быть различной тяжести, и различные группы совершают преступления различной тяжести, - и именно этим, а не их статусом, определяется различие в приговоре, в тяжести наказания и в шансах на тот или иной исход судебного рассмотрения.
Для того чтобы проиллюстрировать альтернативную гипотезу, я сделал такую таблицу, назвав ее “Частотный профиль правонарушений для статусных групп”. Это первые пять наиболее частых статей обвинения. Мы видим, что у правоохранителей это, прежде всего, должностные, превышение служебных полномочий, это мошенничество, это взятка. У госслужающих тоже преобладают должностные преступления. У топ-менеджеров это беловоротничковые - мошенничество, взятка, присвоение или растрата, и 199 - уход от налогов юридическим лицом. У предпринимателей тоже свой профиль. Что объединяет, кстати, все эти группы? Это статья 116 - побои. То есть в принципе – готовность сунуть в рыло кому-нибудь – это то, что объединяет все статусные группы. Но это - легкая статья, частное обвинение. А в остальном криминальное поведение групп, если судить по частотности статей, разное.
Дальше переходим от высокостатусных к менее статусным группам. Вот у предпринимателей уже появляется статья 228 - наркотики, у офисных работников самые распространенные - кража, побои, наркотики, растрата, присвоение (потому что офисный работник имеет какое-то вверенное имущество, которое можно присвоить). Далее - рабочий, студент, безработный. Исчезают беловоротничковые статьи, остаются - насилие, наркотики и имущественные, то есть это кража, разбой, тяжкие телесные повреждения, угроза убийством.
Итак, у нас, собственно, две гипотезы, я их уже сформулировал, исходя из описательной статистики: социальный статус подсудимого влияет на исход дела, группы с более высоким статусом имеют более благоприятные исходы. Другое предположение – все равны перед законом и судом, но в силу разного характера преступлений наказываются по-разному. Если подтвердится статусная гипотеза, то надо спросить: каков вклад социального статуса в эти различия, а каков вклад других факторов в эти различия? А дальше - чем объяснить эти статусные различия, если они подтвердятся. Вот это набор исследовательских вопросов.
Что нам нужно делать, чтобы ответить на эти вопросы? Мы должны применить некоторые специфические методы, которые называются методами регрессионного анализа. Они позволяют изолированно измерить влияние различных факторов, то есть регрессеров или зависимых переменных, на исход дела: оправдан или нет, приговорен к реальному сроку или нет, приговорен к условному сроку или нет, и, если приговорен, то тяжесть приговора - сколько лет лишения свободы. Регрессионный анализ позволяет увидеть направление причинно-следственных связей, дифференцировать разные гипотетические источники влияния и измерить силу влияния выделенных факторов на результат. Результатом, еще раз, у нас является исход судебного рассмотрения; предикторами у нас является несколько групп переменных. Это, прежде всего - переменные социального статуса. Это контрольные переменные, которые контролируют отдельно влияние правовых факторов, то есть это тяжесть преступления - понятно, что более тяжкие вызывают более суровый приговор, менее тяжкие - менее суровый приговор. Мы должны контролировать по тяжести преступления, по рецидиву и непогашенным судимостям, потому что судьи обязаны давать более суровый приговор рецидивистам. Необходимо контролировать по стадии совершения преступления, в УК это подготовка, частичная реализация или завершенное преступление, а это ведет к разным наказаниям. И, наконец, выбрал или нет подсудимый особый порядок. Мы также должны изолировать влияние экстралегальных переменных: пола, возраста, наличия высшего образования, гражданства РФ. Чтобы сравнение делалось по одним и тем же статьям Уголовного кодекса или частям внутри одной и той же статьи, используются фиксированные эффекты статей. В анализе также нивелируются различия в правоприменительной практике между регионами. То есть в результате мы получаем такой метод анализа, который позволяет нам надежно сделать вывод о том, влияет или не влияет именно социальный статус при прочих равных условиях. Мы сравниваем индивидов в одном регионе, одного возраста, одной тяжести преступления, одинаковой статьи, одинаковой части, когда мы по категории статьи рассматриваем, одинакового уровня образования и так далее. То есть мы можем, с одной стороны, выделять в чистом виде влияние статуса, нивелируя влияния легальных и экстралегальных переменных, а с другой стороны - померить вклад каждого в отдельности фактора в назначение наказания или в исход дела. Извините, что я так занудно: может быть, кому-то суть регрессионного анализа понятна и известна, но ее нужно все-таки изложить, потому что дальше все будет еще скучнее.
Как построен анализ. Я использую логистическую регрессию и вычисление предельных эффектов для категориальных переменных, то есть для исходов “да - нет”, оправдан - обвинен, условно - нет, реальный срок или нет. Анализ суровости наказания к реальному сроку делается с помощью множественной линейной регрессии.
Мы исключаем всех индивидов моложе 18 лет, чтобы не искажать картину ювенальной юстицией. Отдельно проводим анализ по всем категориям преступления, и отдельно - по имущественным, насильственным, наркотическим и беловоротничковым. Отдельно смотрим оправдания по частному и публичному обвинению. Я должен показать регрессионные таблицы, наверное, но я понимаю, что сейчас у нас просто нет времени делать подробный комментарий к регрессионным таблицам.
Что мы здесь видим, на что мы должны обратить здесь внимание? Это - вероятность оправдания для различных статусных групп. Контрольные переменные я здесь в таблицу не включил, я включил только то, что нас непосредственно интересует. Во-первых, там, где три звездочки, - это статистически значимые результаты, во-вторых, графа dy/dx - это предельные эффекты, которые показывают вероятность по отношению к некоторой базе для сравнения. База для сравнения здесь - безработные. То есть если мы видим: правоохранитель по всем статьям, допустим, по частному обвинению.18, то это значит, что если этот человек является правоохранителем, то вероятность получить оправдание в мировых судах по частному обвинению у него на 18% выше, чем у безработного. У госчиновника на 6% выше, у предпринимателя - на 4% выше, у топ-менеджера на 7% выше, у студентов ощутимого различия нет, у рабочего - на почти 2% выше. Интересно то, что заключенные имеют тоже некоторое преимущество по отношению к безработным. Что эта таблица нам говорит? Статус безработного достаточно сильно предопределяет исход - оправдан или осужден. То есть статус безработного предсказывает значительно большую вероятность осуждения, а не оправдания, по сравнению с другими статусными группами.
Что здесь еще интересного? Мы видим, что по публичному обвинению статусные различия очень маленькие, это сотые доли процента. Конечно, некоторая статистическая значимость есть, но разбеги не такие колоссальные, как по частному обвинению, то есть фактор прокурора и предварительного расследования на самом деле нивелирует влияние социального статуса на исход. Но когда мы смотрим особо тяжкие преступления - срок более 10 лет, - мы видим, что правоохранитель вновь получает довольно значимое преимущество (в 5%) по сравнению с безработными и, соответственно, более значимые преимущества, чем другие группы.
Посмотрим еще несколько регрессионных таблиц. Это вероятность осуждения к реальному сроку лишения свободы. Здесь мы смотрим: первая графа - статья обвинения, и здесь мы видим, что коэффициенты с отрицательным знаком у всех, кроме заключенного. То есть у всех социальных групп, кроме заключенных, меньше вероятность быть приговоренным к реальному лишению свободы, чем у безработного, а у заключенного аж на 49% больше вероятность получить еще один срок лишения свободы, чем у безработного. Почему по заключенным такой вариант? Имеется в виду, что на одной чаше весов - реальный срок, а на другой - альтернативные виды наказания: условно, штраф, исправительные работы, запрет на занятие определенной должности. Здесь мы видим, что у него на 40, 50, 60% больше вероятность получить еще один реальный срок. И это понятно – все остальные типы наказаний бессмысленны. Но у других статусных групп совершенно другая ситуация. Мы видим, что, например, госчиновник по всем статьям, а особенно - по 159й «мошенничество», получает серьезные преимущества в смысле того, что он или она с меньшей вероятностью отправится в места лишения свободы. Также мы видим, что предприниматель по 159 имеет не очень большое различие по сравнению с безработными, в то время как госчиновник имеет гораздо большие преимущества, около 20%. По наркотикам довольно значительное преимущество имеют студенты. Но они, как правило, получают условные сроки. Я не включил эту таблицу - вероятность осуждения к условному сроку. Восприятие судьями студентов очень специфично. Учащиеся имеют наименьшую вероятность попасть в места лишения свободы, именно потому, что они получают условные сроки. Судьи, видя, что это учащиеся, склонны не сажать человека, а дать ему второй шанс, считать, что это уголовное преступление было случайным, но они совсем не считают так в отношении безработных или рабочих. То есть мы видим, что социальный статус имеет устойчивое значимое влияние на вероятность осуждения к реальному сроку. Причем более высокостатусные группы имеют более серьезные преимущества, чем низкостатусные, кроме студентов, которые являются таким интересным исключением.
Это у нас регрессионная таблица, которая показывает коэффициенты по суровости приговора, то есть срок приговора к реальному тюремному заключению для различных групп по различным категориям. Что она показывает? Коэффициент это, допустим, 0,518% - это 0,5 года, то есть 6 месяцев. То есть, допустим, колонка 159 - это 159 статья - это правоохранитель, минус 0,518 - это значит, что при прочих равных в том же регионе, того же возраста того же пола, того же уровня образования за совершение того же преступления той же тяжести, в данном случае - мошенничества - сотрудник правоохранительных органов именно в качестве сотрудника правоохранительных органов получит на полгода меньший срок, чем безработный. Госчиновник получит минус 0,36 - это, соответственно, на 4,5 месяца меньший срок приговора к реальному сроку, чем безработный. Предприниматель получит на плюс 0,2, это значит на 0,2 года т.е. на 2 месяца больше, чем безработный. То есть мы видим, что при прочих равных судьи выносят более суровые приговоры предпринимателям, чем даже безработным, гораздо менее суровые приговоры правоохранителям и госслужащим, чем безработным, не принимают во внимание статус топ-менеджера (он статистически не значим) и назначают наказание также, как безработным. Дальше - студенты и офисные работники - здесь малая статистическая значимость, но даже рабочий получает 2%-е преимущество. А заключенный получает примерно на год больший срок по всем категориям.
Посмотрим первую графу. Насильственные преступления. Здесь увидим интересную вещь: судья сотрудникам правоохранительных органов дает на год меньше при прочих равных, чем безработным. Имейте в виду, что насильственные здесь закодированы как нанесение тяжких телесных повреждений кроме летального исхода, кроме части 4 111й, и средней тяжести. Это вот эти статьи. То есть это насилие, совершенное сотрудниками правоохранительных органов не при исполнении. Потому что при исполнении это была бы 286 статья - “Превышение служебных полномочий”. И так далее. Это когда он, выпив, на лестничной клетке, в трениках кого-то избил. Сотрудник правоохранительных органов, будучи в штатском - это бытовое насилие. Судьи дадут такому на год меньше, чем за такое же преступление при таких же, условно, обстоятельствах, при прочих равных, безработному. И на 4 месяца меньше получит чиновник, на четверть года меньше получит офисный работник, но на 10 месяцев получит больше заключенный за насильственное преступление в местах лишения свободы.
То есть мы видим довольно существенную вариацию в назначении наказания в зависимости от социального статуса, и мы видим, что в разных категориях преступления социальный статус играет по-разному. То есть судьи по-разному назначают наказание. Социальный статус имеет некий устойчивую связь с результатом рассмотрения дела и приговором. При этом группы с низким социальным статусом подвергаются более серьезным уголовным репрессиям, чем группы с высоким социальным статусом, однако есть нюансы. Так, предприниматели по отдельным статьям является объектом более жестких уголовных репрессий, чем правоохранители, чиновники, чем все остальные. Более лояльно судьи относятся к студентам.
Давайте я вам по ходу дела еще расскажу, какие интересные результаты приносит регрессионный анализ. Гендер. Во-первых, гендерный состав наших подсудимых примерно такой же, как и во всем мире, - преобладают мужчины. 84% - мужчины, 16% - женщины. Либо по каким-то причинам женщины менее склонны к совершению уголовных преступлений, либо правоохранительные органы менее внимательно к ним относятся. И по разным статьям соотношение примерно такое же. Понятно, что есть статья 117 - изнасилование, где более 99 процентов подсудимых - мужчины. Но есть одна патологическая статья – 160-я - это присвоение или растрата, то есть это когда ты, находясь на определенной должности, присваиваешь себе то или иное имущество организации, в которой ты работаешь. Вот здесь - 55% и 45% - почти равное соотношение мужчин и женщин. Я называю это эффектом бухгалтерши. Присвоение или растрата имеют женское лицо. Но мы это и по жизни знаем. Регрессионный анализ говорит о том, что судьи к женщинам относится снисходительнее. У них больше вероятность получить оправдательный приговор, у них значительно меньше шансов получить приговор, связанный с лишением свободы, и у них в среднем на 4 месяца приговор меньше, чем у мужчин. Это значит, что судьи считают их менее социально опасными, это значит, что судьи считают, что женщин от общества лучше не изолировать, причем замужний статус еще больше смягчает приговор. То есть имеется в виду, что если женщину оставят в семье, то она там будет каким-то образом быстрее исправляться, чем если она будет передана в колонию. Но интересно то, что гендер не работает в отношении женщин-предпринимателей. Женщины-предприниматели в среднем получают больший приговор, чем мужчины-предприниматели.
Эти закономерности в целом соответствуют мировой тенденции, когда женщина воспринимается как менее социально опасный элемент, ей больше прощается, они подвергаются менее суровым наказаниям, но единственное, что по насильственным преступлениям гендерные различия обычно нивелируются.
Гражданство. Как наличие или отсутствие гражданства РФ влияет на наказание? Грубо говоря: мигрантов наказывают так же, или не так же? Мы опять говорим про изолированное влияние именно статуса. Получается, что граждане РФ получают более суровый приговор при прочих равных. И это интересная вещь, которая еще требует своего объяснения. Но объяснение, скорее всего, такое: зачем тратить ресурсы общества на то, чтобы исправлять преступника, который является гражданином другого государства и будет туда выслан по отбытию срока наказания? Но когда мы смотрим на шансы сесть или не сесть, быть оправданным или не быть оправданным, то граждане РФ имеют преимущество над мигрантами.
А теперь давайте обсудим, как же объяснить влияние социального статуса на приговор? И здесь мы можем выдвинуть несколько объяснений. И, в общем-то, мы основываем наши объяснения на интервью с судьями, на других данных, и здесь работают следующие закономерности. Как социологи мы изначально не предполагаем, что там работает коррупция: у нас презумпция невиновности (некоррумпированности) по отношению к судьям. Мы предполагаем, что судья не подсуживает совсем уж намеренно, а статусный уклон действует системным образом.
Во-первых, есть, как я говорил вначале, требование учитывать личность подсудимого, но не сказано в законе, каким образом учитывать личность подсудимого. Она может учитываться довольно просто - предоставляются характеристики. Характеристики с места работы, из каких-либо общественных организаций и так далее. И, следовательно, чем больше человек интегрирован в разные социальные организации, связи и социальные сети, тем у него больше шансов представить положительную характеристику, которую судья может учесть - приобщить к делу и упомянуть в приговоре. Это значит, что те, кто не работает, им просто неоткуда получать положительные характеристики, а значит, их личность не будет учтена соответствующим положительным образом. То есть судья не напишет: «характеризуется положительно». И это уже основание для вынесения более сурового приговора, лишения свободы и так далее. Социология здесь как бы изгоняется через дверь, но возвращается через форточку, в том смысле, что все по закону, но человек, хуже интегрированный в социальные структуры, имеет более низкие шансы на благоприятный исход, когда он предстает перед судом.
Второй момент, тоже понятный - это ресурсы, доступные разным социальным группам. Если ты безработный, у тебя нет денег, ты принадлежишь к маргинальным слоям, ты не можешь нанять частного адвоката, у тебя будет адвокат по назначению. А адвокат по назначению, как правило, не будет тебя особо защищать, это человек, который является, скорее, посредником между следователем и обвиняемым, и он будет, скорее всего, склонять тебя к особому порядку и признанию своей вины, но это не будет квалифицированной защитой в суде. Поэтому те группы, которые имеют более серьезные ресурсы, могут сразу же прибегнуть к помощи адвоката, который в момент задержания, в момент ведения следствия может влиять на то, что окажется в уголовном деле. А судья в первую очередь реагирует на то, что уже есть в уголовном деле, и как юристы поработали до него. Потом - это защита в суде. То есть фактически, обладая ресурсами, представители высокостатусных групп могут обеспечить себе преимущество. Здесь, в принципе, не социология. Но судья тоже реагирует на высокий статус подсудимого, в том числе и через адвоката, и начинает рассматривать это дело более внимательно. А более внимательное рассмотрение дела, как правило, ведет к тому, что налицо более придирчивое отношение к процессуальной стороне, к качеству доказательств, и так далее, что работает в пользу подсудимого.
Наконец, российская судебная система, суды общей юрисдикции - это настоящий конвейер. Есть жесткие процессуальные сроки, есть вал дел, и судья естественным образом экономит свое время при вынесении приговора, экономит усилия. Поэтому у нас 52% дел идут в особом порядке. Согласно другому исследованию, которое провел Кирилл Титаев, 92% дел имеют признательные показания. Так поработало следствие. Это значит, что только 8% будут биться в суде по вопросу “виновен - не виновен”. По всем остальным это будет, так сказать, специфика обвинительного приговора. Из-за того, что есть конвейер и есть нагрузка, на человека оказывается намного большее давление в процессе следствия, признание предопределяет весь исход дела. Дело проходит быстро, оно фактически штампуется, судья, не имея времени вникать, прибегает к тому, что называется “типизация”. Он или она (у нас большинство судей – женщины) типизирует индивида, понимая, приличный это человек или социальное дно, она быстро видит этот состав преступления. И, фактически, обвинительный приговор штампуется моментально, механизм состязательности, механизм внимательного рассмотрения включаются только тогда, когда перед судьей - приличный человек.
Отдельный момент - это по работающим и неработающим. Тут интересно. Здесь есть ценностная установка судьи. Судья спрашивает - работает или не работает, и если не работает, то на какие доходы человек живет? И отношение к работающим и неработающим для судьи - важное соображение при вынесении приговора. Это ценностная установка. Но этому может быть дано и рациональное объяснение - если человек не работает, у него нет заработка, и если его не поместить в места лишения свободы, он совершит новое преступление, чтобы заработать. Снова украдет, грубо говоря, или снова начнет торговать наркотиками. Поэтому, собственно, безработные с намного большей вероятностью идут за решетку. Судья, в общем, готов простить огрехи следствия, некорректность процедуры, зная, что перед ним маргинальный элемент, и скорее всего он не будет опротестовывать решение в вышестоящем суде и, следовательно, нет риска рассмотрения жалобы вышестоящим судом. И что будет сделано? Будет скопировано обвинительное заключение, которое написал еще следователь и утвердил прокурор, и оно будет фигурировать в приговоре.
У приличного человека это работает не так. У приличного человека адвокат еще будет опротестовывать, здесь будет работать другая логика, и эта другая логика будет сказываться на тех статистических закономерностях, которые вы видели.
Наконец, эффект правоохранителя или инсайдера. Мы видим, что сотрудники правоохранительных органов получают явное преимущество - кроме некоторых статей (кража, например). Здесь мы можем предположить эффекткорпоративной солидарности в том числе, потому что, согласно нашему исследованию, порядка 17% судей имели опыт работы в прокуратуре, еще 16% - в милиции и следствии. Это довольно большой процент людей, которые там работали, и на основании этого они по-другому принимать решения по отношению к бывшим сослуживцам.
Что показывают интервью? Если человек попал под суд и он должен потерять должность, он больше не сможет быть ни госслужащим, ни сотрудником правоохранительных органов, то для него это - самое большое наказание. Чего его осуждать к реальному лишению свободы, если он уже вот так наказан? И в этом смысле для судьи весьма логичное решение не сажать его в тюрьму, а дать ему более мягкое наказание, зная, что для такого подсудимого лишение должности - это субъективно более суровое наказание. По крайней мере, такие нарративы мы слышали от судей.
Я должен уже заканчивать. Давайте я просто остановлюсь на этом слайде. Я собирался рассказать о некоторых организационных закономерностях, которые влияют на поведение судей, но я могу их оставить в качестве слайда.
Борис Долгин: Нет-нет, это пусть будет, это надо.
Вадим Волков:
Если мы возвращаемся в тому моменту в лекции, где говорилось, например, про обвинительный уклон, о том, что по публичному и частно-публичному обвинению - это меньше одного процента оправданных, то есть судья в 99% поддержит сторону обвинения, каково происхождение обвинительного уклона? Я должен был сделать некий дисклеймер. В этой лекции не думайте про Pussy Riot, не думайте про Навального, не думайте про Ходорковского, не думайте про заказные политические процессы. Мы говорим о массовой, рутинной работе российских судов общей юрисдикции, а не про те случаи, когда суды выступают ширмой - инструментом легитимизации тех решений, которые принимаются не в суде. Вот об этом мы сейчас не говорим, однако мы должны будем об этом вспомнить, когда мы будем говорить о независимости судей. Мы, с точки зрения социологов, говорим о том, что независимость судей генерируется не каким-либо принуждением, не телефонным правом, когда судье звонят и говорят. При таком потоке дел и количестве обвинительных заключений телефонное право не имеет смысла. Надо смотреть на другие вещи. И мы смотрим на организацию власти в судах, на организацию процесса отбора судей.
Что здесь важно? Что делает судью несвободным? Во-первых, организация, в которой выделяется ключевая фигура председателя. Среди председателей больше мужчин, они более старшего возраста, и они стали судьями еще в советское время. А именно председатели обеспечивают преемственность советского и постсоветского правосудия. Во-вторых, председатель имеет ключевую власть в суде. Он распределяет дела. Дела распределяются не случайно, он отдает их определенным судьям. Он может легко отдавать наиболее сложные дела судье, которого он не любит, что может вызвать различные последствия, например - нарушение процессуальных сроков. Рядовой судья очень хорошо считается с мнением председателя. Мнение председателя является решающим при назначении судьи на должность. Хотя это не прописано ни в одном законе, это решает квалификационная коллегия, а потом подписывает президент, но на самом деле это совсем не так. Реально - это без согласия председателя суда и особенно - председателя суда субъекта федерации, ни один судья не вступит в должность. Ну и, понятно, там есть еще инстанции, но я сейчас говорю о председателе суда. Председатель распределяет премиальный фонд. Его мнение решающее при присвоении очередного класса. То есть при карьерном росте судьи, а класс означает - зарплата, приближение к пенсии и так далее. Фактически, если говорить об управляемости судов, эта управляемость обеспечивается не на уровне судей, а на уровне председателей судов, причем председателей судов субъектов федерации. Вот это вот и есть ключевое звено в управлении судебной системы через организационные механизмы и власть председателей внутри судов. Независимый суд предполагает выборность председателя. Предполагает лишение председателя формальных и неформальных полномочий, которые дают ему мощнейшую организационную власть.
Дальше - это политика отмен приговоров. Вышестоящие суды, рассматривающие обжалования, могут отменять приговоры. А отмена приговоров является важным оценочным показателем для судей. Судьи боятся отмен. Показателем работы судьи является стабильность приговоров. То есть процентом отмененных приговоров от рассмотренных дел. Или - от обжалованных. Статистически, оправдательные приговоры обжалуются гораздо чаще, чем обвинительные. Следовательно, судье, если он боится обжалования и потенциальной отмены, выгоднее выносить обвинительный приговор, потому что прокурор всегда будет обжаловать. Оправдательный приговор для прокурора - это отрицательная палка; несколько оправдательных приговоров - и прокурор, то есть помощник прокурора, может быть лишен должности, понижен, санкционирован, лишен премии и так далее. Поэтому прокуроры будут всеми силами стараться избежать оправдательных приговоров, следовательно, они всегда будут их обжаловать. Значит, судья, если он боится отмены, будет избегать оправдательных приговоров. Потом, оправдательные приговоры отменяются в 4.5 раза чаще, чем обвинительные приговоры. То есть политика вышестоящих судов связана с механизмом оценки судей, потому что несколько отмен - и судья вызывается на квалификационную коллегию, и дальше начинаются оргвыводы. Вся система выстроена так, что цена оправдательного приговора и риск для судьи чрезвычайно высок. То есть это должна быть какая-то сверхсильная мотивация, принципиальность, действительно - независимость судьи, чтобы судья вынес оправдательный приговор, да еще и не боялся бы за свою карьеру, а судьи страшно боятся за свою карьеру, потому что блага там очень хорошие. И составлять оправдательный приговор намного дольше, он длиннее, он должен быть более тщательно обоснован.
А обвинительный приговор - ты делаешь копипаст с обвинительного заключения, меняешь какие-то части там, и все. И мотивировочная часть готова. Он занимает намного меньше времени. Поэтому есть вот такие чисто рациональные закономерности, которые лишают судью свободы в смысле вынесения оправдательного приговора, даже если судья видит огрехи следствия, неправильно добытые и приобщенные доказательства или недостаток доказательств, плохо отработанное следствие и так далее. Кроме того, оправдательный приговор - это прямой конфликт с прокурором и со следователем. Особенно если человека держат на предварительном заключении. Я здесь не сказал, потому что в этой статистике это не мерится, но в выборке, которую делал Кирилл Титаев, он показал, что нахождение человека в предварительном заключении является мощным предиктором вынесения приговора к реальному сроку лишения свободы. И тем более - к обвинительному приговору, потому что если человек был под судом, под следствием, и выходит с оправдательным приговором, то понятно, что он может подать иск к следствию, и так далее. Судья действительно не решается идти и дисквалифицировать работу трех юристов до него. Как судья говорит? «До меня поработал следователь, исследовал все, выяснил, вынес свое заключение, руководитель следственного органа подписал, прокурор исследовал и подписал». А судья - это последняя инстанция. То есть три юриста до него поработали, а судья фактически оценивает качество их работы. Так это выглядит субъективно со стороны судьи.
Получается, что есть большое количество факторов, которые ограничивают возможности судьи по оправданию. Есть еще профессиональная культура. Я про это пока не буду говорить, это совершенно отдельный разговор. Имеется в виду то, что когда мы пытались посмотреть структуру норм, которых придерживаются судьи, то, в общем, превалировали более бюрократические нормы, а именно тщательность, аккуратность, знание буквы закона и так далее, а не такие нормы, как справедливость и независимость. Для судьи важнее, чтобы все было законно и правильно оформлено, чем то, чтобы решение было справедливым.
Обсуждение лекции
Борис Долгин: Спасибо большое. Лекционную часть, думаю, будем считать законченной. Попробуем оставить время на вопросы. Я начну сам, но постараюсь коротко, а дальше буду влезать, чередуя. Сначала я хотел бы зафиксировать внимание на том факте, что, в отличие от множества материалов на тему качества работы судов, мы имеем строгое научное исследование, базирующееся на большом массиве данных. Мне бы очень хотелось, чтобы это было образцом для многих других наших исследователей в области социальных наук. Более того, там, где дальше идет интерпретация этих данных, идет опора еще и на качественное исследование, а не берутся они целиком из головы. Это просто к слову. Теперь вопрос. Судьи, их бэкграунды различны. Не собираетесь ли вы всю эту статистику проверить еще и на предмет бэкграунда судей, которые эти приговоры выносили?
Вадим Волков:
Да. Это отличный вопрос, и мы мечтаем о том, чтобы такое сделать. Но в этой базе у нас нет данных о бэкграунде судей. Но мы могли бы его откуда-нибудь взять. В свое время мы пытались в открытых источниках найти биографии судей, чтобы посмотреть. Судей у нас около 24 000 в судах общей юрисдикции, а биографий есть примерно 200 - 300. И то очень кратких. Поэтому мы не можем вбить это в базу - где работал судья, и как влияет бэкграунд судей на приговор. Но мы мечтаем сделать это, и как только у нас появится значимое количество информации по поводу предыдущих мест работы судей, мы это сделаем.
Борис Долгин: И еще один момент. Может быть, при продолжении исследования (возможно, вы об этом думали, возможно – нет) имеет смысл проверить, в какой степени могут влиять самосбывающиеся пророчества по поводу распространенности данного преступления в данной социальной группе. Может быть, глядя на то, происходит ли хоть когда-то слом тренда.
Вадим Волков: Я не очень понял вопрос.
Борис Долгин: Есть к некоторому моменту складывающееся у судьи, если он следит за статистикой - да и просто взятое из среды представление о том, что ответственным за определенный вид преступления может быть представитель той или иной социально-демографической группы. Это само по себе представление могло бы влиять на вынесение каждого следующего приговора, но я понимаю, что трудно понять, в какой степени влияет именно оно, поэтому и говорю, что интересно было бы в динамике посмотреть на сломы трендов.
Вадим Волков: Нет, судьи не смотрят статистику и не держат статистику в голове при вынесении решений. В принципе, статистические исследования чем интересны? - они могут моделировать принятие решений. И проверять разные модели вынесения наказаний. Что держит в голове судья, когда принимает решение? Что он, прежде всего, учитывает? Он учитывает тяжесть, рецидив, он учитывает стадию, но при этом он учитывает пол, возраст? Нет, возраст почти не учитывает, но учитывает пол, гражданство, социальный статус. Но учитывает в какой степени, по каким статьям тот или иной фактор - вот что интересно. Можно построить и показать модель принятия решения судьей на этой статистике. Но сказать, что какая-то статистика будет влиять на принятие решения, мы не можем, потому что я все-таки не смогу простроить даже, у меня не хватит воображения простроить такую связь между статистикой и решением судьи. Понятно, что у него есть типизации, изо дня в день он видит примерно одних и тех же людей, он сразу видит, что это там какой-нибудь молодой, безработный мужчина, у которого одновременно бытовое насилие, или наркотики, или кража. Это понятно, что оперативники, скорее всего, взяли, выбили признание, готовы подозреваемые, есть очевидные доказательства, человек признался, он в особом порядке. И это - конвейер. И это будет, извините, 80% всех подсудимых, которые проходят. Грубо говоря, предпринимателя судья увидит раз в год. Или 2 раза в год. Чиновника увидит раз в год. А все остальные там, не знаю сколько, 350 дней в году, он будет видеть этот поток маргиналов, которых поставляет ему наша правоохранительная машина. Он уже типизирует, ему все понятно, и все эти фабулы, все эти доказательства стандартны. Надо понимать, что наша правоохранительная система работает в палочной системе, там тоже палочная система предопределяет фильтрацию определенного вида преступлений и возбуждение уголовных дел с готовым подозреваемым, а готовый подозреваемый оказывается представителем маргинальных слоев. Как правило, ему не отмазаться, его не отмазали, и так эта машина доходит до судьи. А мы что хотели посмотреть? А судья - он корректирует вот это все или усиливает? Оказалось, что усиливает.
Анна Саранг: Здравствуйте, я социолог, работаю сейчас с канадской правовой сетью по ВИЧ, СПИДу, и с университетом Британской Колумбии по исследованиям тоже про правосудие, про осуществление правосудия в отношении наркозависимых людей. Как раз 80% наших маргиналов, или 60%. Вы много рассказали про статистический анализ и совсем немного про ваш качественный компонент. Если можно, немного узнать про методологию качественного исследования. Мне очень понравились ваши данные, но, как я поняла, достаточно откровенные разговоры вы имели с судьями, которые объяснили вам вот эти вот факторы, ограничивающие количество оправдательных приговоров. Как вы рекрутировали ваших корреспондентов, кто проводил интервью, и как вам удалось выйти на такие откровенные разговоры? То есть в своем исследовании я сталкиваюсь с тем, что судьи отвечают даже в ходе качественного опроса достаточно протокольно. И получить какую-то искреннюю информацию очень сложно.
Вадим Волков: Ответ такой сразу. Если вы хотите более содержательное интервью, то вы интервьюируете судей, которые вышли в отставку. Причем желательно - недавно. Они носители той же практики, которая сейчас не изменилась, их знания такие же, как и действующих судей, но они не при должности, они уже получили свою пенсию, им интересно говорить, они охотно идут на интервью, охотно рассказывают и свою биографию, и эпизоды, и свои решения. В этом смысле отставные судьи - более интересные респонденты, чем те, которые при должности. Если интервью проходит в зале суда или в кабинете судьи, то это - да, это очень трудное интервью. И в итоге вы получите цитирование УК и УПК. Интервьюирование должно быть вне рабочего зала, места, тогда оно дает больше, а выход в поле - это действительно тяжелейшая вещь. И тут никаких секретов - это просто работа, чтобы найти, договориться, связаться. Не могу ничего другого сказать, кроме того, что в плюс работает то, что многие судьи хотят говорить. Судейское сообщество неоднородно. У судей нет культуры публичного высказывания. Они редко дают или вообще не дают интервью, это не американский судья, которого знают все, которого выбрали, который может и по политическим вопросам высказаться. Российские судьи - это какое-то очень молчаливое сообщество, но им есть, что сказать, потому что у них наболело, многие судьи не удовлетворены системами их оценки, механизмами назначения и властью председателя и так далее. Поэтому они рассматривают исследователя как канал…
Реплика из зала: психотерапевта.
Вадим Волков: Нет, не психотерапевта. Для этого они могут себе позволить психотерапевта, зачем им социолог? Как канал…
Борис Долгин: Воздействия на общество.
Вадим Волков: Да, воздействия на общество. Или способ донести свое мнение. И это помогает.
Валерий Сергеев: Меня зацепила цифра, которую вы озвучили: 92% признательных показаний. А мне интересно, какие-нибудь цифры из западных систем, американской или европейской?
Вадим Волков: То же самое.
Валерий Сергеев: Спасибо.
Вадим Волков: То же самое и даже больше. Дело в том, что сейчас это общемировой тренд - усиление прокурорской дискреции. И вообще усиление влияний досудебных сделок и соглашений. Это связано с экономией усилий. То есть фактически ты вступаешь в рациональную сделку, торгуешься с прокурором: «Вот я признаю это, но не признаю это, тогда прокурор для меня попросит столько-то, а не столько то». И очень много решается на досудебной стадии. И, в принципе, если человек не имеет ресурсов для найма высококвалифицированного адвоката, то он беззащитен в этом торге с прокурором, и прокурор имеет большие возможности для этого, и поэтому растет доля людей с признательными приговорами.
Матвей Протасов: Здравствуйте, я адвокат. Три вопроса. Первый: анализировалась ли тенденция по 237 УПК РФ, то есть по возвращению уголовного дела прокурору, как это соотносится со статусами и прочее, ну, потому что зачастую это коррелируется с оправданиями.
Вадим Волков: Не исследовали. Как мы можем.. В смысле - возврат на доследование?
Матвей Протасов: Да.
Вадим Волков: Они не отражаются в статистических карточках подсудимого. Есть техническое препятствие, и из другой статистики надо брать. Их трудно прибить к подсудимым. У нас вот есть только исходы судебного рассмотрения - оправдание там, прекращение дела по реабилитирующим / не реабилитирующим обстоятельствам, в смысле - примирение сторон, возмещение ущерба, это когда дело прекращается. Вот эти все есть исходы, а графы “на доследование” нет.
Матвей Протасов: Чуть-чуть поясню: из общения и из практики, там история та же, что и с оправдательными приговорами. Судьи боятся выносить постановление на 237 потому что их отменяют в огромных процентах, и они тоже являются очень плохой палкой для прокуратуры и для следствия. Явление абсолютно зеркальное. Второй вопрос вот какой. Есть такая притча во языцех по поводу того, что в нашей стране намного безопаснее украсть миллион, чем украсть тысячу рублей. Исследовалась ли эта тенденция в отношении составов, связанных в первую очередь с хищениями - 19, хотя и 160 и 158 тоже, вполне тут годятся для исследований, если да, то…
Вадим Волков: Тут непосредственно операционализировать эту фразу, что имеется в виду, я даже не знаю.
Матвей Протасов: Имеется в виду, что, скажем так, по 159 части 4 условных сроков и вообще сроков наказания, будут намного мягче, чем по 158 части 1. То есть по 158 части 2 дают реальные сроки, а по 159 части 4 их могут давать намного меньше.
Вадим Волков: Это очень просто посмотреть - распределение, но это будет некорректное сравнение, понимаете? Судья всегда может сказать: «Да, 159 3я и 4я - это очень сложное дело. Там огромное количество экспертиз, доказательств, а 158, 1я или 2я часть, в смысле - кража, там гораздо более простые, очевидные вещи, поэтому разница в назначении приговора всегда может быть объяснена разностью сложностей дела, сроком рассмотрения и так далее, но не статусом подсудимого. И еще. Вот эти дела - 159 3я и 4я - мошенничество в составе группы в особо крупном размере с использованием должностного положения - вот эти все вещи… Люди уходят до суда. Они выскакивают на доследственных проверках, на стадии возбуждения уголовного дела и так далее. А если уже это дело уходит в суд, то, на самом деле, тяжелейшим образом вылезать оттуда. То есть гораздо труднее выскочить с украденным миллионом на стадии судебного рассмотрения, чем на стадии возбуждения дела.
Борис Долгин: Прошу прощения, по первому поступила справка от коллеги нашего сегодняшнего лектора, Марии Шклярук, что по 237 4 500 в год из 900 000.
Мне вчера довелось модерировать семинар по юридическому образованию, и там выступающие во многом жаловались на недостаток отечественных материалов, которые были бы выполнены на современном уровне, на базе чего можно было бы учить. Я их, конечно, пригласил на сегодняшнюю лекцию и думаю, что по мере выхода материалов эта ситуация облегчится.
Вадим Волков: Когда будем делать такую школу, мы надеемся на содействие "Полит.ру".
Борис Долгин: Да, с удовольствием.
Вячеслав Широнин: Я продолжу вопрос о реформе и политике. Вы говорили о социологии прошлого века и нынешней социологии. Но мне кажется, что нынешняя социология больше про такую тонкую надстройку. То есть мы детально знаем, и мы знаем в уголовном кодексе, что если мы на полгода увеличим вилку, мы сможем посмотреть, к какой корреляции это приведет. Вопрос такой. Интересуют ли вас макро-, не непрерывные, разрывные реформы, более крупные, считаете ли вы, что они нужны, потому что есть же мнение, что у нас вообще нет судебной системы, а то, что есть, должно как-то иначе называться, и считаете ли вы, что ваша информация дает для этого материал, или нужен какой-то другой материал?
Вадим Волков:
Это вообще тема для отдельной лекции. Оказывается, что судебную систему вот так взять и поменять практически невозможно. Это очень инертный институт. И это хорошо, что это инертный институт. Но можно запустить механизм внутренних изменений, которые потом приведут к оздоровлению судебной системы. Есть, конечно, радикальный шаг. Обществу, если оно будет все более и более озлоблено, оно будет видеть несправедливые приговоры, отсутствие самостоятельности судебной системы, власть будет вот так откровенно использовать судебную систему в своих интересах, и, произойди какие-то изменения, реакция общества может быть очень сильная, как она была в странах Центральной и Восточной Европы, после падения Берлинской стены. Это была люстрация судей. То есть весь судейский корпус уволить и заменить новым. И это, наверное, хорошее решение, но оно может сказаться только тогда, когда меняются и уголовно-процессуальный кодекс, меняется сама архитектура уголовного процесса, отношения следствия и суда, прежде всего, и прокуратуры и суда. Как показал опыт, у социалистических стран люстрация была проведена, но доля обвинительных приговоров - или доля случаев, когда судья дает санкцию на арест подозреваемого, осталась та же. Прокуратура и следствие все равно остались главными, как в советском уголовном процессе, главным звеном по отношению к судьям, хотя судья были поменяны. Поскольку не были изменены какие-то системные аспекты, поэтому это, хотя казалось бы, главное, но это - не главное. То есть нужно постепенное изменение очень многих вещей: кадрового отбора, организационных моментов, включая роль председателя, политики отмен, и за что можно судей наказывать при отменах приговоров, а за что - не наказывать. То есть политика вышестоящих судов. В том числе - процессуальные моменты.
У нас очень много дискуссий по поводу возвращения к той модели, которая была после великих реформ 19 века, со следственным судьей, и с тем, что роль суда гораздо выше, чем сейчас, ну, и так далее. То есть это довольно серьезные институциональные реформы, с которыми не надо торопиться, хотя есть какие-то вещи, связанные и с политической волей, и с фигурами председателей судов, с верховными судами и разными неформальными механизмами. Прокурор, вообще-то, подписывает назначение, не то, чтобы назначение судьи, там есть какой-то неформальный предварительный скрининг, где прокурор играет роль в назначении судьи. Массу хотя бы неформальных механизмов убрать.
Вопрос из зала: Скажите: в вашей статистике про присяжных ничего не услышал и не увидел. А это учитывалось как-то? Или по ним нет этих карточек, или что?
Вадим Волков: Есть. Отличный вопрос. Мы отдельно еще не исследовали. Это совсем какие-то свежие, первые-первые результаты исследований. Да, в статистической карточке есть маркер “суд присяжных”, и можно отделить исход судов присяжных от обычных, но поскольку все-таки присяжные не выносят вердикт, а это судья принимает решение на основе мнения присяжных, то есть все равно решение выносит судья, мы не выделяли, но понятно, что уровень оправдательных приговоров при рассмотрении судами присяжных значительно выше. По-моему, 12%. А это, в общем, категория более тяжких преступлений.
Вопрос из зала: Второй вопрос такой. Вы лекцию начали с того - социальное неравенство групп граждан перед судом, или учитывает ли все-таки суд личность подсудимого, на что вы ссылались в своей лекции. Так вывод какой? Это все-таки социальное неравенство или учет личности?
Вадим Волков: А вот хороший момент. На уровне субъективного восприятия судьи или взаимодействия между судьей и подсудимым - там, принес характеристики, вел себя так-то, привел адвоката - это индивидуальное взаимодействие, а на уровне больших закономерностей - закономерности присущи большим статусным группам. То есть у судьи, естественно, есть, так сказать, уклоны, так как они касаются статусных групп, так что это - социальное неравенство, устойчивое, присущее как раз группам, хотя мы рассматривали индивидуальные характеристики каждого подсудимого в статистическом анализе. Я пытался объяснить, как работает этот механизм.
Вопрос из зала: Ваше мнение как профессионального социолога - та ситуация, которая сложилась, которую вы обрисовали, она устраивает власть и общество в целом? Или все-таки назрело какое-то изменение? Или все как есть - оно так и будет, и все всем довольны?
Вадим Волков: Вот это замечательный вопрос, но, к сожалению, в большинстве стран судебные системы работают похожим образом. И, в общем-то, мы не первые, было несколько волн разных исследований в Соединенных Штатах левого такого уклона, марксистского, о том, что судебная система является не площадкой для, так сказать, разрешения конфликтов и производства справедливости, а что судебная система является инструментом господства и подавления в руках имущих и, так сказать, правящих классов в отношении неимущего класса. Это классический тезис Рушэ и Кирчхаймера в работе 1939 года “Наказание и социальная структура”, марксистская криминология, рождение основной марксистской криминологии. История наказания в разных социально-экономических формациях. Это историческая работа, но тезис провозглашен был в рамках марксизма о том, что судебная система - это ядро аппарата легитимного насилия, он используется в классовых интересах, и, в общем, многие исследования подтверждают отдельные черты или отдельные моменты этого тезиса. И в этом смысле, особенно на примере нашей страны, можно солидаризироваться с таким левым подходом в том, что работа судебной системы говорит о том, что есть в обществе конфликт между социальными классами, и его симптомом является неравное отношение в судах, которое следует определенным социальным закономерностям. Но у нас оно нелинейное, не одномерное: богатый-бедный, имущий - неимущий. А вот смотрите - есть конфликт между предпринимателями и теми социальными группами, которые принадлежат государству, то есть государственной бюрократией и правоохранителями. Это уже специфическое российское переходное явление, то есть мы можем видеть, что этот конфликт - назовем вещи своими именами - классовый конфликт. Да, он есть, и он проявляется средствами такого исследования
Источник: Полит.ру
