Ведущий научный сотрудник ИПП Кирилл Титаев дал комментарий изданию "Полит.ру", где обозначил свою позицию в дискуссии о возможной реформе Следственного комитета России и восстановлению следствия в прокуратуре.
«Чтобы понимать суть этой реформы, важно разобраться в парадоксальности самого института следствия в России. Во всем мире досудебная работа по поводу преступлений более или менее разделена между двумя структурами. Называются они по-разному, обычно – например, в американском или немецком варианте – это полиция и прокуратура. Полиция, условно говоря, «бегает ногами», а прокуратура оценивает качество того, что полиция «набегала», и принимает решение, достаточно ли этого, чтобы убедить суд в виновности обвиняемого. И потом, приняв решение и взяв на себя ответственность за него, несет этот пакет документов в суд.
Этот дизайн может слегка меняться, он везде будет более или менее таким двухчастным. В России же и некоторых социалистических странах сформировалась эта уникальная прокладка под названием «следствие». Здесь решение о том, насколько качественно собрана первичная информация, и о том, что с человеком нужно работать официально как с подозреваемым, принимает следователь – помежуточное звено между прокуратурой и полицией.
В изначальных советских дизайнах следствие принадлежало только прокуратуре. Мы в этом плане более или менее повторяли классический немецкий образец, при котором в случае, если все серьезно, прокурор и подчиненный ему следователь принимают решение о том, что да, будем возбуждать уголовное дело, и начинается подробное расследование.
По мелким, простым делам в СССР велось милицейское дознание. Люди в милицейских погонах отдавали свои материалы прокурору лишь на последней стадии, и прокурор имел над этими материалами очень большую власть: он мог прекратить дело, мог практически разрешить его своими силами, а мог отнести в суд. Но постепенно, начиная с 1960-х годов (это было первым пересмотром советского Уголовно-процессуального кодекса 1960 года) следствие появилось и в милиции тоже. К началу 1990-х мы имели полноценное следствие и в милиции, и в прокуратуре. И если в прокуратуре оно выглядело еще достаточно логичным, то наличие отдельного милицейского следствия было, в общем-то, парадоксом.
Апофеоз этой истории наступил в 2007 году, когда прокурорское следствие было выведено из состава прокуратуры. Формально это мотивировалось тем, что надо было отделить надзорную функцию прокуратуры (надзирающую над законностью проводимого расследования) от функции собственно следствия. Казалось бы, логично. Но на деле парадокс устранен не был, потому что, понадзирав за делом, прокурор все равно подписывает обвинительное заключение и несет дело в суд, беря на себя ответственность за ошибки и недоработки следствия.
Кроме того, как бы надзирая за абстрактной законностью, прокурор остается ответственным за координацию работы по борьбе с преступностью. Это не просто написано в законе «О прокуратуре», это происходит и на деле. Если вы посмотрите, то убедитесь, что прокуроры по-прежнему отчитываются перед президентом за всевозможную раскрываемость и за качество борьбы с преступностью. Так что парадокс с выводом Следственного комитета устранен не был – была только размножена бюрократия, которая стала обслуживать интересы отдельного нового ведомства.
Мы знаем, что когда Следственный комитет выходил из состава Генеральной прокуратуры, обычно это в типовом районе эта структура состояла из одного начальника отдела, одного секретаря и следователей. Но уже через несколько лет численность следователей составляла примерно 50%, а во многих регионах – и меньше от общей численности сотрудников этой структуры. Поэтому возвращение следствия в прокуратуру (а в идеале – еще и ликвидация или радикальное сокращение следствия в органах внутренних дел с передачей большей части дел «мвдшного» следствия в дознание) – это, конечно, реформа мечты. Но даже в нашей ситуации ликвидация Следственного комитета как отдельной структуры и возвращение следователей в прокуратуру – это вещь, которая почти наверняка не испортит нынешнее положение обвиняемых, подозреваемых и потерпевших. То есть для граждан предпосылок к тому, чтобы стало хуже, нет. Конечно, изредка возможность обжаловать незаконные действия следователя СК прокурору помогала подозреваемым, обвиняемым или потерпевшим, но, как мы можем видеть, не радикально. Несмотря на прокурорский надзор, в 2014 году на 101 381 дело, направленное в суд следователями Следственного комитета приходится лишь 625 реабилитированных на следствии. То есть никакой надзор не заставляет следователей признавать свои ошибки – они остаются как-бы «безгрешными» – если уж объявили человека подозреваемым, то невиновным он оказаться не может.
Кроме того, появляется шанс (который с большой вероятностью будет упущен, но пока он есть) ощутимо сократить силовую бюрократию и объем неадекватных конфликтов между силовиками. Напряжение, которое мы наблюдали много лет между Следственным комитетом и прокуратурой, в этой ситуации уходит в прошлое, и это, скорее, хорошо, потому что никакой пользы от их конфликтов не было. Это не были конфликты по поводу прав граждан или чего-то такого, от чего была бы польза, – хотя работающая система сдержек и противовесов вообще-то предполагает конфликты между разными государственными структурами, и нередко от них гражданам бывает польза. От этих же конфликтов ее не было, во всяком случае, лично я не могу припомнить ситуации, в которой польза от них кому-нибудь была.
Соответственно, возвращение следствия в прокуратуру – это реформа, скорее безвредная, а может быть, даже полезная», – сказал Кирилл Титаев.
Подробности на сайте "Полит.ру"
