Алексей Кнорре увлекся социологией еще в школе, затем поступил в СПбГУ, занимался автоматическим анализом текстов, а теперь работает в Институте проблем правоприменения Европейского университета в Санкт-Петербурге. О том, как изучать функционирование законов не на бумаге, а в жизни, и что говорит статистика преступлений о работе правоохранительных органов — в новом выпуске рубрики «Молодые ученые» на T&P.
Где учился: Санкт-Петербургский государственный университет (бакалавриат), Европейский университет в Санкт-Петербурге (магистратура)
На данный момент: младший научный сотрудник в Институте проблем правоприменения в ЕУСПб
Что изучает: социология права и криминальная статистика
Я решил стать социологом примерно в начале 11-го класса. Это было осознанное решение: мне повезло вовремя пообщаться с людьми, которые своим примером показали, что социальные науки — это важно, интересно и круто.
Во-первых, я хорошо учился в школе и благодаря этому попал в систему дополнительного образования — с разными тренингами и летними школами. В какой-то момент одной из таких школ оказался летний модуль Школы гуманитарного образования — одного из проектов, который в середине 2000-х был успешным, работал на территории всей страны и позволял участникам узнать, что есть что-то за пределами их провинциального города: глобальная экономика, движущиеся рынки труда, разные культуры. Там я научился получить удовольствие от публичных выступлений. Больше всего тогда на меня повлиял Михаил Немцев, социальный философ и историк. Сейчас он преподает в РАНХиГС в Москве и ведет интернет-портал Gefter.ru. У него замечательно получалось (и получается) говорить и писать так, чтобы, с одной стороны, было не скучно, а с другой — чтобы это было посвящено важной теме в социальной науке. Во-вторых, у меня как-то все получалось с гуманитарными предметами — наверное, оттого, что в школе они всегда самые простые: несколько тупых определений, и от тебя требуется только свести их в мало-мальски связный текст. От этого в 9–10 классах я думал, что буду заниматься политологией (не понимая толком, что это такое, кроме ничего не значащих слов про изучение политической системы общества). Потом я прочитал книгу Игоря Кона «80 лет одиночества». Думаю, она больше всего повлияла на мои представления о том, чем нужно заниматься, и потихоньку политология трансформировалась в социологию.
В-третьих, мне повезло, что у меня был интернет: хотя научно-популярный жанр только складывался, на сайте «Полит.ру» были расшифровки публичных лекций разных ученых, которые тогда потрясали и захватывали воображение. Еще был (и есть) сайт «Элементы.ру», на котором доходчиво рассказывали про современные научные исследования.
После школы я поступил в СПбГУ на факультет социологии, где получил образование бакалавра. У меня неоднозначное отношение к этому опыту. С одной стороны, общий уровень преподавания там был чудовищный: тоскливые преподаватели, по листочку говорящие только что пришедшим и ничего не понимающим первокурсникам скучные и пустые слова, без драйва и понимания, зачем это все нужно и почему этим нужно заниматься. Меня (и, подозреваю, многих других) от этого передергивало, и я искал возможность узнать, что такое социология, от других людей.
С другой стороны, СПбГУ дал мне, обычному парню с окраины Красноярска, возможность за минимальные деньги жить в прекрасном общежитии почти в центре Петербурга, иметь льготный проездной и, в общем, как-то закрепиться в городе. Кроме того, на самом факультете социологии были отдельные яркие преподаватели, которые интересно рассказывали и могли увлечь. Их мало, но они были, и главное в жизни студента-социолога — попасть под научное руководство к таким людям. Мне сказочно повезло: я попал к Виталию Григорьеву, который без помпы занимается социальной наукой на факультете на позиции ассистента больше 10 лет и мог ясно объяснить, что такое дисперсия и как работает факторный анализ.
Во время учебы там я занимался областью, которая называется автоматический анализ текстов. Это такое междисциплинарное направление между лингвистикой, программированием и анализом данных, где компьютер пытаются научить решать задачи, которые обычно делает человек, когда работает с текстами: искать похожие тексты, определять сходства или различия и так далее. Ничего нового я там не открыл, зато научился основам прикладного программирования и статистического анализа данных. Благодаря этому на последнем курсе параллельно с учебой я стал ассистентом у Михаила Соколова, у которого занимался сбором и анализом данных по проектам изучения социологической элиты (по мотивам которого вышла моя первая публикация) и социологии образования. Я преследовал Соколова по разным конференциям с первого курса, и работа с ним была для меня большим удовольствием.
После СПбГУ я поступил в Европейский университет в Санкт-Петербурге на факультет политических наук и социологии. Я шел туда, потому что хорошо знал, что там происходит (на последнем курсе СПбГУ я ходил на занятия в Европейский диким вольнослушателем и таскал с собой однокурсников, многие из которых поступали потом со мной), и то, что происходило там, было тысячей глотков свежего воздуха после соцфака: серьезное отношение к студентам, много чтения, эссе, которые читают и обсуждают с тобой, исследовательские статьи на английском языке, харизматичные преподаватели, атмосфера настоящей академии и уютное здание. Там я сначала изучал программистов (точнее, их зарплаты с помощью данных сайта DOU.ua), и поскольку мой научный руководитель не говорил по-русски, курсовую пришлось писать на английском. Потом я перешел обратно к Михаилу Соколову и изучал карьерные траектории социологов, про которые написал магистерскую диссертацию. За диссертацию мне до сих пор стыдно, но побочным продуктом стал веб-инструмент для ввода и анализа биографических траекторий, который мы вместе с коллегой Арсением Габдуллиным надеемся запустить в открытый доступ в ближайшее время.
Помимо всего этого, мне повезло попасть в тусовку айтишников — неформальную образовательную программу по экосистеме информационных технологий, которая сначала называлась «Введение в индустрию ИТ», а потом переименовалась в GameChangers. Ее делали Сергей Дмитриев, Николай Вяххи и Владимир Алуферов, благодаря которым я познакомился с огромным количеством людей, которые были во всем на голову выше меня, и это всегда давало стимул что-то делать и куда-то расти.
Последний год я работаю в Институте проблем правоприменения, где занимаюсь криминальной статистикой — анализом данных о преступлениях. Причем делаю это в специфическом фокусе, когда данные говорят не столько о самой преступности, сколько об органах, которые с этой преступностью борются. Мы с коллегами изучали статистику борьбы с наркопреступлениями со стороны двух главных ведомств, связанных с этим, — МВД и ФСКН. Мы проанализировали, какие наркотики и в каком объеме изымаются при регистрации преступлений, и пришли к выводу, что ФСКН, несмотря на свой мандат борьбы с оптовыми наркодилерами, фиксирует большинство преступлений с небольшой, в размере нескольких грамм, массой наркотика. Это важно, потому что существование двух больших ведомств, которые занимаются фактически одним и тем же, дорого обходится бюджету страны. Через несколько недель после публикации исследования нас резко раскритиковал глава ФСКН Виктор Иванов, а через несколько месяцев саму ФСКН расформировали и присоединили к МВД. Исследование дошло до логического конца. Кроме того, я продолжаю заниматься карьерными траекториями, но уже не социологов, а правоохранителей. Я пытаюсь, используя методы статистического анализа биографических траекторий, увидеть, какие существуют паттерны в карьерах сотрудников разных органов, какие есть различия в этих карьерах на уровне разных регионов и так далее.
Наверное, главный мотив заниматься социальной наукой для меня в том, что если вы делаете это правильно, то вы частично решаете проблемы людей. Иногда это более серьезные проблемы (например, исследования бедности, сиротства или наркомании), иногда — менее, но в любом случае социолог должен изучить и описать, что происходит в каком-то общественном институте. Моя текущая работа позволяет через изучение того, как применяется право и закон в современной России, показать, что вообще происходит в этой области не на уровне личных историй и слухов, а в целом, с высоты птичьего полета. Поработав в какой-то области достаточно долго, социолог должен быть готов объяснить, что в ней происходит и что с ней нужно делать с точки зрения публичной политики и принятия решений.
Помимо этой этически нагруженной причины социология требует кучи навыков и поэтому никогда не дает заскучать. С одной стороны, это точная наука: в ней ставятся и проверяются гипотезы, используется сложный статистический аппарат, иногда нужно программировать. С другой стороны, в социологии важно уметь работать с теориями — использовать концептуальный аппарат, чтобы, например, за одним рекламным баннером или услышанной фразой увидеть скрытую работу социальных институтов, влияющих на жизнь людей, и потом написать про это статью. С третьей стороны, в социологии есть много так называемой полевой работы, когда нужно познакомиться с человеком и взять у него интервью, понять, чем он живет; короче говоря, напрямую изучать людей, используя арсенал антропологии и этнографии. Но и это еще не все: после того как вы провели исследование, вы можете рассказать о нем людям, и людям даже может стать интересно. Популяризацией социальных наук в России почти не занимаются — по сравнению с положением дел в естественных и точных науках, — хотя интересного здесь не меньше. С этим тоже можно и нужно работать.
Если говорить про криминальную статистику и эмпирико-правовые исследования, то, кажется, самые крутые в этой области те, в которых можно объединить всю статистику по преступности в одну рамку, когда у вас есть спектр данных от регистрации преступления и заканчивая решением суда, то есть много промежуточных состояний работы правоохранительной системы. Это позволяет очень глубоко понимать, как эта система работает, и делать далеко идущие выводы. Помимо этого, сейчас набирает популярность идея использования данных из социальных медиа в интернете — когда, например, вы пытаетесь понять, связана ли как-то вероятность совершения преступления с числом и характеристиками друзей в фейсбуке.
Меня очень интересуют возможности современных информационных технологий в социальных науках. Прежде всего в современной науке принято делать исследования воспроизводимыми, то есть вместе с текстом научной статьи выкладывать в интернет еще и данные, на которых делалось исследование, и программный код, с помощью которого вы их обрабатывали и пришли к выводам. Это очень важно, потому что наука — это способность других людей сделать то же самое и получить такие же результаты, как у вас. В социальных науках, в отличие от естественных, есть сложности с воспроизводимостью и устойчивостью выводов. Я думаю, что если каждый социолог будет ясно описывать данные и то, что он с ними делает, то доверие к социальным наукам сильно вырастет. Поэтому в меру своих сил я буду продвигать эту идею. Помимо этого, мне приносит большое удовольствие программирование. Это огромный мир — как вселенная Гарри Поттера, в которую можно погрузиться, только за это увлечение вам платят и вы можете делать много полезных вещей.
Научная работа по сравнению с почти любой другой гораздо сложнее. Как говорил мой преподаватель, политолог Владимир Гельман, многие идут в науку, чтобы решить личные проблемы. Мне кажется, что это худший способ решения личных проблем. Если вы ученый, то у вас, скорее всего, нет фиксированных рабочих дней и часов, нет понятных и простых должностных инструкций, какие есть в офисной работе. У вас даже нет достаточно высокой и стабильной заработной платы — нужно все время заниматься параллельными исследовательскими проектами и грантами. При этом вас поджидают специфические опасности, такие как профессиональное выгорание и прокрастинация, которые отравляют жизнь и на продолжительное время убивают удовольствие от работы. Это когда вам нужно написать большой текст — статью или диссертацию — за несколько месяцев, и вы сидите дома и просто не можете начать работать. В жизни ученого грань между работой и домом либо очень тонка, либо ее нет вовсе. Поэтому такая работа требует серьезных способностей к концентрации и управлению своим временем. Добавьте сюда то, что в науке почти невозможно получить точное и безошибочное знание: в ваших теориях всегда будут нюансы, в данных — пропущенные значения и перекосы, результаты будут противоречивыми, и вам всегда надо быть готовым к критике (иногда довольно обидной, но это тоже часть работы).
Поэтому быть ученым — это тяжело и некомфортно, и многим эта работа не подходит: люди хотят зарабатывать нормальные деньги, четко понимая, что, когда они придут домой, работа их не достанет, и я этих людей понимаю. Именно поэтому в аспирантуру и даже магистратуру нужно идти только после того, как человек хотя бы год проработает на обычной работе и все равно решит, что ему там скучно и это не для него. Я думаю, что для научного ремесла нужен определенный склад ума: пытливость, готовность вникать в тонкости, даже дотошность. Для многих людей это просто неподходящая работа, которая навредит и им самим, и науке.
Мне кажется, что самое главное — это увлеченность своей темой. Нет более нелепого ученого, чем тот, который не может объяснить, что ему интересно и почему. Любые занятия наукой должны начинаться с простых вопросов (правда, не всегда с простыми ответами) о том, как что-то устроено: почему летает самолет, почему небо голубое, почему одни люди зарабатывают больше, а другие меньше. Из таких вопросов и начинается исследование — сначала через чтение того, что исследовали до вас, а затем и через сбор и анализ собственных данных.
Сложно давать советы, потому что все люди по-своему приходят к тому, чем они занимаются. Наверное, имеет смысл почитать книжки (в конце этого текста есть несколько наименований) и в целом общаться с людьми: ходить на конференции и публичные лекции, почаще задавать вопросы — в общем, культивировать и проявлять интерес. Если вам это нравится, то вы на правильном пути; если нет, то, по-видимому, это дело не для вас и нужно найти что-то более интересное.
Источник: Теории и практики
