Научный руководитель ИПП Вадим Волков принял участие радиопередаче на тему "Правовая статистика: проблемы и перспективы".
Н. НЕЛЮБИН: Добрый день, дорогие друзья! В студии «Эха Петербурга» действительно я, Николай Нелюбин, неурочно в этот час, но я думаю, что будет всем интересно. Мы будем беседовать с социологом, руководителем Института проблем правоприменения Европейского университета в Петербурге Вадимом Волковым. Добрый день, Вадим.
В. ВОЛКОВ: Здравствуйте.
Н. НЕЛЮБИН: И поводом для нашей беседы стал доклад, который был опубликован, как я понимаю, недели две назад, он называется «Уголовная юстиция России в 2009 году». Было несколько публикаций в уважаемых изданиях, и выводы этих публикаций, конечно, любопытны. Например, некоторые коллеги-журналисты писали такое: «Российский суд оправдывает полицейских и чиновников в шесть-девять раз чаще, чем студентов и безработных». Ну вот, давайте, может быть, от этой точки и проанализируем этот вывод. Это всё, о чем ваш доклад? Ведь это не так.
В. ВОЛКОВ: Нет, нет, это не всё. Это доклад, который основан на анализе карточек, которые заполняются на каждого подсудимого в Российской Федерации, и это карточки за 2009 год, которые нам предоставил через механизм Открытого правительства Судебный департамент.
Н. НЕЛЮБИН: То есть, информация открытая, абсолютно доступная, то есть, там, с определенными оговорками?
В. ВОЛКОВ: Нет-нет, она не абсолютно…
Н. НЕЛЮБИН: Не абсолютно?..
В. ВОЛКОВ: Это специально по нашему запросу предоставлена. Вот, мы надеемся получить данные до 2013 года, а это, так сказать, пилотный проект. Он уникальный, даже по мировым масштабам, потому что нигде в мире не существует такой базы по судебным решениям, такой величины, поскольку у нас система судов федерального подчинения. Судебный департамент в регионах собирает все эти данные о подсудимых, и вот, Судебный департамент центральный, в Москве, свел их вместе.
Н. НЕЛЮБИН: А сами они анализируют эти данные, любопытно?
В. ВОЛКОВ: Да, они тоже анализируют эти данные, но они анализируют их по-другому. Они публикуют агрегированную статистику, то есть, суммируют по каким-то параметрам и категориям, а у нас есть возможность сделать совершенно разные виды анализа, в том числе на уровне индивидуальных подсудимых, из-за чего мы можем очень многие вещи понять по поводу, допустим, структуры преступности или социальной структуры тех, кто предстает перед судом — ну вот, кого в нашей стране доводят до суда, например. Как суды…
Н. НЕЛЮБИН: До приговора, в том числе.
В. ВОЛКОВ: Ну, до приговора, да, и, соответственно, до приговора. Как суды принимают решения по разным категориям преступлений, по разным категориям подсудимых…
Н. НЕЛЮБИН: По регионам, наверное.
В. ВОЛКОВ: По регионам, в разных видах процесса — в особом порядке или в общем порядке. В общем…
Н. НЕЛЮБИН: Ну вот, чтобы перейти к примерам, давайте, может быть, я вам такой вопрос задам. Какую задачу вы себе ставили в начале этого проекта и к каким результатам пришли?
В. ВОЛКОВ: У нас была задача выявить все возможные закономерности и описать их, которые можно, начиная с довольно простых закономерностей, например… и которые очень похожи на то, как работают судебные системы или уголовная юстиция в других странах, и что, допустим, оригинального в нашей стране. То есть, есть типичные вещи — ну, например, что у нас 83% подсудимых это мужчины, то есть, вообще у преступности мужское лицо.
Н. НЕЛЮБИН: И что говорит опыт других стран, если сравнить?
В. ВОЛКОВ: Да, это очень сравнимо.
Н. НЕЛЮБИН: Сравнимо?
В. ВОЛКОВ: Да, это очень сравнимо. Примерно так же, плюс-минус 5-7%, но, там, в мусульманских странах женщин вообще нету среди преступников, например. Вы упомянули, по регионам. Ну, например, по регионам у нас, если посмотреть возрастную структуру преступности, то на Дальнем Востоке и в Сибири преступность гораздо моложе, то есть, чем восточнее в нашей стране, тем моложе преступность. Вот это интересно.
Н. НЕЛЮБИН: Но там в принципе, мне кажется, средний возраст отличается от Центральной России.
В. ВОЛКОВ: Нет, это, наверно, не поэтому. Как это можно объяснить? Отчасти преступность, склонность к противоправному поведению зависит от того, есть ли у человека другие занятия, как он интегрирован в какие-то структуры общества, вообще есть ли чем заняться человеку, уровень безработицы и т.д.
Н. НЕЛЮБИН: Так, по-простому если смотреть.
В. ВОЛКОВ: Да, и, видимо, молодежь в западных регионах, она лучше интегрирована в общество, занята, и лучше механизм социального контроля работает, чем на востоке, а на Кавказе… Самый большой возраст преступности, это на Кавказе, там, наверно, молодежь еще сильнее интегрирована, но, наверно, в традиционные родовые структуры. Вот, мы видим это, например, на цифрах.
Н. НЕЛЮБИН: Но вот, а что касается вот этих броских заголовков относительно сопоставления людей с погонами и удостоверениями и людей без погонов и удостоверений? Какие выводы здесь для вас стали очевидны?
В. ВОЛКОВ: Ну, мы… Смотрите, в нашей системе учета есть возможность выделить группы подсудимых на основании их занятости и статуса. Вот, и мы это сделали, и мы посмотрели, каким образом распределяются исходы по социальным группам. Например, кого чаще оправдывают, а кого чаще осуждают, кто чаще получает, или реже, условные наказания, и какой средний срок. Вот, первое, что по группам сразу бросается в глаза, и это очень характерная особенность работы нашей уголовной юстиции, это то, что где-то у нас порядка 60% всех подсудимых это безработные или неработающие, то есть, в общем, маргинальные слои населения, и еще 20% — это рабочие, работники физического труда, рабочие. То есть, группы, скажем так, с низким социальным статусом, или маргинальным, они являются основным объектом уголовной репрессии.
Н. НЕЛЮБИН: Потому что они действительно совершают больше преступлений, или потому что у них нет возможности, скажем так, спастись?
В. ВОЛКОВ: Вот. Вот это вот важный нюанс. У нас здесь, наверно, недостаточно, и нигде в мире недостаточно информации о досудебных стадиях, о том, как идет фильтрация на уровне — кого, допустим, арестовали, кого не арестовали, кого…
Н. НЕЛЮБИН: Сделка со следствием, опять же.
В. ВОЛКОВ: Когда возбуждают уголовное дело, а когда нет, как доводят до суда или приостанавливают уголовные дела. И здесь, конечно, мы имеем несколько закономерностей. Одни закономерности это, скажем, противоправное поведение безработных. Возможно, оно выше, поскольку… и безработные — это преимущественно имущественные преступления, то есть, кражи, грабеж и т.д. То есть, понятно, что это следствие социального неравенства, это следствие, это попытка вот этих слоев населения каким-то образом…
Н. НЕЛЮБИН: Компенсировать невозможность получить это легально.
В. ВОЛКОВ: Да, примерно так. Но и у них, понятно, нет возможности нанять квалифицированного адвоката сразу же, у них нет возможности разными способами договориться и избежать. По ним гораздо более активно, скорее всего, работают оперативные и следственные органы, ну…
Н. НЕЛЮБИН: Опять же, по тем же причинам, которые вы назвали до этого.
В. ВОЛКОВ: Да. У них есть такая… социальный профайлинг — приличный человек или, вот, если он, там, пьющий, неработающий… А им же нужно выполнять определенный план по… или зарабатывать так называемые «палки», то есть, это раскрываемость преступлений…
Н. НЕЛЮБИН: Но вроде бы как от этого отошли, хотя в 2009 году еще, конечно же, не отошли.
В. ВОЛКОВ: Нет, от этого, на самом деле, еще далеко не отошли. Все равно система оценки работы правоохранительных органов, она основана на некотором показателе, и, допустим, раскрываемость, она как была, так, в общем, и остается.
Н. НЕЛЮБИН: Ну да.
В. ВОЛКОВ: А раскрываемость — это когда кого-то, грубо говоря, притащили, вот он, преступник, и дальше у нас порядка, наверно, 92% с полным или частичным признанием вины. То есть, это его притащили, он признался, и по нему возбудили уголовное дело, и дальше автоматически без шансов…
Н. НЕЛЮБИН: Обвинительный приговор.
В. ВОЛКОВ: Да, довели до суда, и обвинительный приговор. То есть, вот эта вот группа, она идет как бы по конвейеру, и судьи, на самом деле, если взять 365 дней в году, они имеют дело в основном с таким маргинальным элементом. Чиновников, правоохранителей или предпринимателей судьи видят, там, пару раз в год, может быть, в зависимости от региона, а в основном это вот такая масса типичных дел с маленькими сроками по, там, трем основным статьям — по покраже, по насильственным преступлениям, причинению тяжкого или средней тяжести вреда здоровью, и наркотические, вот, 228-я статья. В сумме эти статьи дают 80% преступлений, или приговоров, и по ним, собственно, идут эти маргинальные элементы. Вот это основная форма работы нашей уголовной юстиции, на самом деле, и это такая, типичная ситуация, скажем так, для раннего капитализма. Мы, к сожалению, не можем сказать, каким образом относились к рабочим, к рабочему человеку при социализме, это, в общем, была такая, хотя бы номинально у нас привилегированная категория…
Н. НЕЛЮБИН: Ну да, фундамент.
В. ВОЛКОВ: А сейчас нет. Сейчас это то, от кого государство защищается и защищает, так скажем, имущие слои от неимущих.
Н. НЕЛЮБИН: Скажите, пожалуйста, Вадим, а отслеживали ли вы как-то соревновательность процесса? Потому что то, что вы сказали — складывается картинка, что, в общем-то, схема отточена, алгоритм понятен, и говорить о том, что на этих процессах благодаря защите, благодаря юристам удается каким-то образом противодействовать вот этому накатанному валу не приходится. Или это невозможно было посмотреть, увидеть?
В. ВОЛКОВ: Ну, это мы знаем из других источников, из исследования адвокатского сообщества. В действительности же, адвокаты в основном, особенно в таком, основном потоке дел, они работают не на защиту и не на оправдание подсудимого, они опосредуют отношения, там, со следствием, то есть…
Н. НЕЛЮБИН: Ну, поскольку это государственные адвокаты.
В. ВОЛКОВ: Да. Они склоняют к особому порядку, а особый порядок у нас увеличивается… Особый порядок, я напомню, это когда подследственный признает свою вину, соглашается на рассмотрение дела в особом порядке, то есть, без исследования доказательств в обмен на то, что приговор не будет выше, чем две трети от максимума. Это очень выгодно.
Н. НЕЛЮБИН: То есть, если в более такие, философские сферы уйти, то пресловутое рабское сознание, с которым активно боролись, оно, мягко говоря, никуда не уходит.
В. ВОЛКОВ: Это не рабское сознание, это следствие того, что и следственные органы, и судьи хотят экономить свое время. То есть, это быстро.
Н. НЕЛЮБИН: Но люди соглашаются на это, правда?
В. ВОЛКОВ: И нету шансов на какой-то оправдательный приговор. Дело в том, что у нас вся тяжесть… всё основное содержательное рассмотрение вопросов сдвинуто на фазу даже следствия или доследственной проверки, а в суде решается очень мало, а если это особый порядок, то понятно, что приговор будет…
Н. НЕЛЮБИН: В суде не решается ничего.
В. ВОЛКОВ: …обвинительный, да, осталось только назначить соответствующее наказание, и в общем, это такой конвейер. А вот эти группы, которые я упомянул, которые более редкие, меньше 1% это правоохранители, порядка 3% это топ-менеджеры или чиновники, или предприниматели, вот по ним совершенно другой идет процесс, и, поскольку… Во-первых, это, так сказать, редкая птица в суде и судья более внимательно начинает оценивать, во-вторых…
Н. НЕЛЮБИН: У этой птицы есть деньги на адвоката. (Смеется.)
В. ВОЛКОВ: Есть деньги на адвоката, безусловно, потом, там другие, более сложные статьи, это не кража, наркотики или разбой, или какая-то бытовая драка, а это преступления, связанные с… это либо статья «мошенничество», либо коррупционные статьи, либо превышение служебных полномочий, и здесь, конечно, судьи рассматривают эти дела дольше, это видно, и здесь, конечно, другой процесс. Но наш анализ дает возможность, так сказать, выделить фактор социального статуса, отделить от юридически значимых обстоятельств дела.
Н. НЕЛЮБИН: Даже так?
В. ВОЛКОВ: То есть, грубо говоря, посмотреть, как подсудимый того же возраста, того же пола, в том же регионе, по той же статье, с той же спецификой процесса получит… какое будет решение по сравнению, там, правоохранитель он, студент, чиновник…
Н. НЕЛЮБИН: Но чтобы эта ситуация изменилась, минимальная опция, которой должен обладать такой человек, какая? Я не знаю, там — папа работает вот там-то?
В. ВОЛКОВ: Нет, мы этого не знаем, но мы видим какие-то вещи, мы видим, что…
Н. НЕЛЮБИН: Да-да-да, вот что вы видите, любопытно?
В. ВОЛКОВ: …что, допустим, по статьям частного обвинения правоохранитель имеет на 20%, вот именно фактор чисто того, что…
Н. НЕЛЮБИН: Математический.
В. ВОЛКОВ: …у человека из правоохранительных органов на 20% выше шансы получить оправдательный приговор. На, примерно, там…
Н. НЕЛЮБИН: Это на всю Россию распространяется?
В. ВОЛКОВ: Да, на всю Россию. На 15-20% меньше шансов получить реальный тюремный срок у высокостатусных групп, чем у безработных, выше шансы получить условный срок. То есть, судьи, на самом деле, учитывают статус. Но тут вот хитрая, очень интересная вещь. Она заключается в том, что у нас есть такое положение в уголовном кодексе, о том, что судья обязан учитывать личность подсудимого.
Н. НЕЛЮБИН: Характеристика с места работы…
В. ВОЛКОВ: Это может быть характеристика с мест… Да, но как он это учитывает, это вопрос уже практического функционирования системы. Это характеристики с места работы, это как бы, вот, общественная опасность, потому что судьи говорят, что ну да, если он безработный, у него велика опасность рецидива, а это значит, что нужно сажать реально, а не, допустим, условно.
Н. НЕЛЮБИН: Вадим, скажите, пожалуйста (сразу вас перебью), ведь мы понимаем, что все эти вещи, они такие, очень, очень условные, да? Есть масса примеров, когда и без этих параметров человек замечательный, и с этими параметрами негодяй. То есть, эти вещи, они незыблемы, вот эти параметры социальные — там, статус, хорошая, написанная им, естественно, если он правильный человек… вот, описание его качеств человеческих? Неужели нет никаких исключений и выводов, точнее, отклонений от правил, в этом смысле?
В. ВОЛКОВ: Нет, наверняка эти отклонения есть…
Н. НЕЛЮБИН: Или их не видно, вот, в вашем анализе?
В. ВОЛКОВ: Есть индивидуальные случаи в ту или в другую сторону, безусловно, но на одном миллионе наблюдений, на одном миллионе судебных решений…
Н. НЕЛЮБИН: То есть, эти исключения не влияют?
В. ВОЛКОВ: …мы можем, да, выявить очень четкие закономерности работы системы в целом, вне зависимости от того, какие могут быть индивидуальные случаи. И здесь мы можем говорить, что, например, что да, правоохранители имеют меньше шансов реально сесть, или чиновники реально сесть, а больше шансов у безработных или рабочих, но мы имеем и интересные вещи касательно предпринимателей. Есть пресловутая 159-я статья, «мошенничество», так вот, по 159-й статье предпринимателей, именно как предпринимателей, судят более жестко, чем… им назначают более жесткие приговоры, чем даже безработным, а чиновникам менее жесткие.
Н. НЕЛЮБИН: О чем это говорит?
В. ВОЛКОВ: То есть, чиновники получают, допустим, в среднем на полгода, на четыре месяца меньше по той же 159-й статье, в том же регионе, того же возраста, пола и т.д. Ну, это говорит о так называемых «судебных уклонах». Судебные уклоны это когда судьи тем или иным способом учитывают экстралегальные обстоятельства, которые не входят в юридически значимые обстоятельства.
Н. НЕЛЮБИН: А судье какая разница, возникает вопрос?
В. ВОЛКОВ: Ну как, какая разница? Ну, например, у нас… у судей, видимо, есть, во-первых, какие-то свои ценностные установки. Во-вторых, у судей есть прошлый опыт работы. Я напомню, что где-то сейчас порядка 20% судей у нас вышли из прокуратуры, еще порядка, там…
Н. НЕЛЮБИН: Это районные судьи, как правило?
В. ВОЛКОВ: Ну да, районные. Судьи, еще порядка 12% работали в следственных органах. То есть, и тут они видят своих, там, бывших коллег-правоохранителей. Здесь…
Н. НЕЛЮБИН: Которые им доказывают, что тот, кого они к нему привели, действительно плохой.
В. ВОЛКОВ: Нет, но вы не… Плохой, не плохой — понятно, что, допустим, если человека не оправдывают, дальше нужно назначить наказание, связанное с реальным сроком, не связанное с реальным сроком, и здесь, судя по всему, у них другое отношение. Они могут это рационализировать, сказать, что, ну, он не настолько общественно опасен, как, допустим, безработный, поэтому я его не посажу. И считается, что если этот человек больше не может, допустим, занимать должность в государственной службе после обвинительного приговора, после судимости, и не может занимать должность в правоохранительных органах, то это такое, уже само по себе серьезное наказание, что сажать этого человека не обязательно. Вот, например, есть такая логика рассуждений. Но на системном уровне мы получаем то, что люди, связанные с государственными должностями или принадлежащие к государственным служащим, к ним относится наша уголовная юстиция более мягко, чем к тем, кто не принадлежит к государственной системе, ну, в частности, например, к предпринимателям. Это говорит о некотором системном, продолжающемся конфликте между государством и, допустим, предпринимательским классом.
Н. НЕЛЮБИН: Вадим, а мы говорим только о тех вещах, которые дошли до суда, где были рассмотрения, где были приговоры?
В. ВОЛКОВ: Да.
Н. НЕЛЮБИН: А можно как-то оценить, какое количество, скажем так, уголовных дел в отношении вот этих самых категорий граждан, к которым относятся чуть иначе, чем к большинству, не доходит до суда? Ведь наверняка их значительное количество, учитывая, что к ним и в суде относятся не так, как к большинству.
В. ВОЛКОВ: Я думаю, что тут фильтрация самая главная идет на стадии доследственной проверки и решения вопроса о возбуждении или невозбуждения уголовного дела.
Н. НЕЛЮБИН: Эти данные вы не анализировали? Они не открыты?
В. ВОЛКОВ: К сожалению, у нас есть данные, но только, вот, цифры — там, столько-то сотен тысяч или столько-то миллионов дел, а данные с разбивкой на уровни индивидуального подозреваемого, таких данных пока у нас нет. Если бы они были, мы бы, конечно, получили полную картину того…
Н. НЕЛЮБИН: Ну да, картинка чуть-чуть не полная.
В. ВОЛКОВ: Очень интересно. Ну да, это… Вообще-то, это во всем мире понятная тенденция, что полиция или оперативные службы, они несколько по-разному реагируют на противоправное поведение людей среднего класса или богатых, или, там, белых и людей из более низкого класса — необразованных, чернокожих или иммигрантов. Вот, кстати, по мигрантам у нас тоже получился достаточно интересный анализ, который противоречит многим утверждениям сейчас публичным, которые исходят из правоохранительных органов.
Н. НЕЛЮБИН: Каким, например? Ну, мы часто слышим какие-то страшилки, так называемые, относительно статистики преступлений. Как правило, какие-то жуткие вещи нам рассказывают, да — эти люди совершают вот этих преступлений больше. Вот что мы слышим.
В. ВОЛКОВ: Да, что чуть ли, там не половина тяжких…
Н. НЕЛЮБИН: Да-да-да.
В. ВОЛКОВ: …особо тяжких преступлений совершено мигрантами.
Н. НЕЛЮБИН: Так ли это?
В. ВОЛКОВ: Я сразу оговорюсь, что у нас данные за 2009 год. Вот, данные за 2013 год мы надеемся получить и посмотреть, но за 2009 год (те, которые расследовались в 2008 году) у нас получается, что совершенно нет, что склонности к противоправному поведению у мигрантов практически ничем не отличаются от граждан РФ. Ну, нету того, что у них бОльшая склонность к каким-то тяжким, особо тяжким преступлениям, просто нету. На уровне суда.
Н. НЕЛЮБИН: Ну, вам скажут, что с тех пор случился экономический кризис, и ситуация могла поменяться.
В. ВОЛКОВ: Могут сказать. Потом…
Н. НЕЛЮБИН: Вадим, я вынужден нас обоих прервать, потому что свежий выпуск новостей, а потом мы обязательно продолжим этот интересный разговор.
* * *
Н. НЕЛЮБИН: Да, действительно, мы продолжаем. Я напомню, в студии «Эха» руководитель Института проблем правоприменения Европейского университета в Петербурге Вадим Волков, и мы говорим про доклад «Уголовная юстиция России в 2009 году. Комплексный анализ судебной статистики». По секрету Вадим мне сказал, мы попытались понять в перерыве, почему именно 2009 год был раскрыт для аналитики, но, как я понимаю, ответа у нас нет, почему именно эту дату решили проанализировать.
В. ВОЛКОВ: Ну, это просто было какое-то внутреннее решение Судебного департамента об аккумулировании всех региональных данных, и дальше они продолжают их, к счастью, аккумулировать…
Н. НЕЛЮБИН: И именно с этой точки дальше стали работать.
В. ВОЛКОВ: Да, это очень важно. Но мне кажется, это правильное движение судебного ведомства, потому что им же самим будет гораздо понятнее работа судебной системы, которую они должны, там, обеспечивать и понимать.
Н. НЕЛЮБИН: Ну да, проблемные точки становятся очевидны, и, соответственно, дальше их можно анализировать уже по их профессиональной линии.
В. ВОЛКОВ: Да, в этом смысле наш отчет им так же полезен, как и общественности.
Н. НЕЛЮБИН: А есть у вас информация, как они отреагировали на этот отчет? Можно ли говорить о том…
В. ВОЛКОВ: Нормально, конструктивно, с интересом отреагировали.
Н. НЕЛЮБИН: Ну, то есть, что там? Я не знаю, разослан в регионы, и там все сидят теперь, ищут фамилии друзей, хохочут, радуются?
В. ВОЛКОВ: Это я не знаю, но у нас фамилий нету в отчете. У нас вообще все данные деперсонифицированы.
Н. НЕЛЮБИН: Хорошо. Мы заговорили перед перерывом про преступность мигрантов и отталкивались от современной реальности, где мы слышим, что после кризиса их преступления значительно выросли. Вы анализировали докризисный период и уже сказали, что эти заявления, по крайней мере, на тот момент, на 2009, 2008 год, несостоятельны.
В. ВОЛКОВ: Ну вот, давайте я спрошу вас, например, как вы думаете, какое самое частое преступление, которое совершается не гражданами Российской Федерации, то есть, мигрантами? Ну, так вот, навскидку.
Н. НЕЛЮБИН: Не знаю, не готов. Я боюсь выдать стереотип, который не моим мозгом рожден, понимаете?
В. ВОЛКОВ: Ну, а какой? Вот, выдайте.
Н. НЕЛЮБИН: Ну, я не знаю. Но это, видимо, преступления против личности, связанные с тем, что, допустим, невозможно удовлетворить какие-то элементарные потребности человека, обтекаемо скажу.
В. ВОЛКОВ: А на самом деле, это подделка документов.
Н. НЕЛЮБИН: Невозможно удовлетворить потребность (Смеются.) предъявить полицейскому качественную бумажку.
В. ВОЛКОВ: Да, это очень хорошо — невозможно удовлетворить в нашей стране потребность быстро и дешево иметь правильные документы для мигранта.
Н. НЕЛЮБИН: Да.
В. ВОЛКОВ: Это правильно.
Н. НЕЛЮБИН: То есть, это действительно проблема?
В. ВОЛКОВ: Да, это проблема, и отчасти она связана с тем, что очень трудно получить соответствующее, там, разрешение на работу, регистрацию и т.д. Люди подделывают, правоохранительные органы ловят, отчитываются и т.д.
Н. НЕЛЮБИН: И говорят: «Заплатил бы сразу, не было бы проблем».
В. ВОЛКОВ: Может быть. Вот, но что интересно еще с мигрантами? С мигрантами интересно то, что у них, с одной стороны, выше вероятность того, чтобы получить реальный срок. То есть, самый главный вопрос вообще для человека, находящегося под судом, сначала, это посадят реально или не посадят все-таки, да? Так вот, у них больше вероятность, именно как мигранта. Почему? Очень просто. Потому что это связано с мерой пресечения, то есть, с арестом на предварительном расследовании, потому что, понятно, мигрант, у него заграничный паспорт, и он может взять и уехать. И поэтому их чаще сажают в СИЗО на предварительном следствии, чтобы не уехали, а вот эта закономерность уже тоже жесткая, работы нашей уголовной юстиции, ну, и мировой тоже. Если человека… так сказать, если к нему применили меру пресечения в виде ареста, то вероятность того, что потом ему дадут реальный срок, тоже выше, потому что если ему не дадут реальный срок или, не дай бог, вообще оправдают, то человек потом начнет отстаивать свои права, и это будет создавать сложности для правоохранительной системы. Или судья, который…
Н. НЕЛЮБИН: А отстаивание своих прав внутри системы, за решеткой, и отстаивание своих прав снаружи — это две большие разницы.
В. ВОЛКОВ: Да. Или судья, который сначала подписал арест, а потом как-то, вот, дал, например, условный срок или штраф, это тоже противоречие. Поэтому, на самом деле, очень…
Н. НЕЛЮБИН: Противоречие чему? Подождите.
В. ВОЛКОВ: Противоречие внутри самого судьи.
Н. НЕЛЮБИН: Вот! Это противоречие каких-то, опять же, стереотипов. Стереотипа.
В. ВОЛКОВ: Да, да. Вот поэтому мы и говорим, что наше исследование носит не юридический, а социологический характер, и мы стараемся понять влияние как раз стереотипов, влияние, так сказать, социального восприятия судей, вот тех вещей, которые прокрадываются сквозь юридические… юридические…
Н. НЕЛЮБИН: Сквозь букву закона.
В. ВОЛКОВ: Сквозь букву закона, совершенно верно.
Н. НЕЛЮБИН: Вадим, скажите, пожалуйста, вы отслеживали арест как меру пресечения? Можно ли говорить о том, в каком количестве случаев, в процентном, эта мера применяется, где она заменяется на меры, не связанные с лишением свободы? Вот, какая-то такая статистика есть у вас?
В. ВОЛКОВ: У меня, вот, ее… Я думаю, что она есть, у нас Кирилл Титаев этим занимается, но у меня в голове процента тех, кто…
Н. НЕЛЮБИН: Но в тексте доклада это можно найти?
В. ВОЛКОВ: Нет, потому что Судебный департамент в статистических карточках на подсудимого… нету графы, которая меру пресечения фиксирует.
Н. НЕЛЮБИН: Понятно.
В. ВОЛКОВ: Вот поэтому у нас…
Н. НЕЛЮБИН: Это тоже любопытная история, согласитесь, потому что мы часто слышим, что людей запирают в СИЗО, когда за аналогичные преступления людей, опять же, скажем так, отличающихся от большинства, оставляют на свободе или под домашним арестом.
В. ВОЛКОВ: Да, у нас мало применяют, там, залог, например, и у нас судьи с готовностью — там, порядка 90% — соглашаются, то есть, поддерживают ходатайство следствия на арест, в то время как прокуроры, когда у нас… Это же после 2002 года, в новом уголовно-процессуальном кодексе значится, что теперь судья должен этот вопрос. Раньше у нас этот вопрос решали прокуроры, которые либо подписывали, либо не подписывали это ходатайство. И так вот, прокуроры соглашались с ходатайством следствия реже…
Н. НЕЛЮБИН: Чем судьи?
В. ВОЛКОВ: Да, чем судьи.
Н. НЕЛЮБИН: Как интересно.
В. ВОЛКОВ: Там порядка 70%.
Н. НЕЛЮБИН: Как это объяснить? По-моему, это алогичная какая-то вещь.
В. ВОЛКОВ: Это объяснить? Ну, во-первых, это делает дежурный судья, значит, судья не вникает при этом в какие-то обстоятельства.
Н. НЕЛЮБИН: То есть, это свидетельство возможной деградации системы как таковой?
В. ВОЛКОВ: Ну, получается, что судья подходит к этому более бюрократически, и прокурор ведет себя более независимо, а судье потом рассматривать это дело и выносить приговор… В общем, да, получается, что прокуроры в этом отношении вели себя более независимо, чем судьи сейчас.
Н. НЕЛЮБИН: Есть у меня еще один вопрос, но не связанный с темой доклада. Но в любом случае, как я понимаю, этот доклад открыт, опубликован, и любой желающий может его посмотреть, проанализировать и сделать собственные выводы. Насколько это объемный труд? Насколько это сложно и, скажем так, непросто будет воспринимать человеку, не посвященному в эту специфику?
В. ВОЛКОВ: Ну, человек заинтересованный всегда разберется. Там написано всё ясным языком, вот, а уж…
Н. НЕЛЮБИН: Большой труд по объему?
В. ВОЛКОВ: А уж юрист или специалист по криминалистике разберется запросто. Ну, это труд — 90 страниц…
Н. НЕЛЮБИН: Формата A4.
В. ВОЛКОВ: Формата A4, да.
Н. НЕЛЮБИН: И всё это есть на сайте вашего института?
В. ВОЛКОВ: Да, всё это есть на сайте.
Н. НЕЛЮБИН: Хорошо. Вадим, когда я готовился к эфиру, обнаружил любопытную историю. У вас, оказывается, идет заочный спор с председа… — как его правильно назвать-то? — руководителем Следственного комитета Александром Бастрыкиным, и речь идет о вещах, связанных с налоговыми преступлениями, если я правильно понял. Поясните, пожалуйста, в чем там дело?
В. ВОЛКОВ: Ну, это громко сказано, что заочный спор. Наверно, как такового спора нет, есть просто какая-то точка зрения, которая публично мной была высказана, и был какой-то комментарий со стороны Бастрыкина. А суть его заключается в следующем — что… Вот, у нас был период президентства Медведева, который отчасти вошел в историю уголовной юстиции как период гуманизации уголовного законодательства.
Н. НЕЛЮБИН: Попыток гуманизации, давайте так назовем.
В. ВОЛКОВ: Почему? Нет, реально, реально…
Н. НЕЛЮБИН: Фактической гуманизации?
В. ВОЛКОВ: Фактическая, да, особенно в части, что называется, «перестаньте кошмарить бизнес», да?
Н. НЕЛЮБИН: Да, это известная история.
В. ВОЛКОВ: Облегчение положения предпринимателей. И вот, одно из изменений касалось порядка возбуждения дел по налоговым преступлениям. Потому что раньше налоговые преступления могли возбуждаться непосредственно после проверок, которые вели отделы по борьбе с экономическими преступлениями — вот проверка, и они дальше уже подают результаты проверки, своей оперативной разработки в следственные органы, и те возбуждают уголовное дело. Потом была введена поправка, согласно которой уголовное дело может быть возбуждено только по представлению налоговых органов. То есть, это означало, что оперативники не могли, грубо говоря, придти и затребовать…
Н. НЕЛЮБИН: Ну, понятно.
В. ВОЛКОВ: …документацию, пытаться обнаружить и выявить налоговые преступления, а это могла сделать только налоговая инспекция. При этом еще у нас довольно активно работал институт компенсации ущерба, то есть, если ты выплатил сумму, которую… штрафа и невыплаченный налог, то, в общем, к тебе никаких претензий. И у нас, в принципе, число налоговых преступлений или возбуждений дел по уклонению от уплаты налогов неуклонно падало и вообще достигло очень маленького размера. И это, конечно, вот такой порядок, он не дает следователям развернуться.
Н. НЕЛЮБИН: Они хотят его изменить.
В. ВОЛКОВ: Да, так они…
Н. НЕЛЮБИН: И вы указываете им на это.
В. ВОЛКОВ: Так они взаимодействуют с оперативными службами, с ОБЭП’ами, ОБЭП’ы идут, проверяют, а, в общем, докопаться можно много до чего. В этом смысле наши органы по борьбе с экономическими преступлениями это умеют делать.
Н. НЕЛЮБИН: Вадим, я вас вынужден перебить и могу вам только пожелать в этом заочном споре оставаться настолько же точным, как вам это удавалось делать до сих пор.
В. ВОЛКОВ: Ну, в общем, суть заключается в том, что Следственный комитет пытается вернуться к предшествующему порядку, чтобы возбуждать больше дел по налоговым преступлениям.
Н. НЕЛЮБИН: В любом случае, мы будем за этим пристально следить, и если будут новости, мы обязательно встретимся здесь еще раз. Спасибо вам большое, Вадим.
В. ВОЛКОВ: Да, спасибо вам большое тоже. До свидания.
Н. НЕЛЮБИН: Спасибо.
Источник: Эхо Петербурга
