В последнее время ряд представителей силовых ведомств, депутатского корпуса и органов исполнительной власти подвергают активной критике медведевские реформы 2010–2011 годов, призванные либерализовать применение уголовного закона в сфере предпринимательской деятельности.
Часть проводимых реформ также была направлена на повышение результативности мер наказания за совершение коррупционных преступлений путем введения штрафа как альтернативы лишению свободы, часто назначаемой условно. Именно на неудачность реформ уголовного и уголовно-процессуального законодательства стало модным списывать неэффективность работы правоохранительных органов в сфере борьбы с отмыванием денег, неуплатой налогов, легализацией денежных средств, добытых преступным путем, а также коррупционными преступлениями. Логичным продолжением подобной критики стали предложения по ужесточению законодательства о привлечении к уголовной ответственности за экономические преступления, а также вынесения более суровых приговоров за коррупционные преступления. Однако за кадром размышлений о необходимости обратного ужесточения закона остается вопрос о качестве работы тех правоохранительных органов, которые занимаются раскрытием преступлений экономической и коррупционной направленности. Основными игроками на поле выявления экономических преступлений являются оперативные подразделения МВД – управления и отделы экономической безопасности и противодействия коррупции (далее – БЭП). Именно от этих подразделений зависит, каким будет поток и содержание экономических уголовных дел, расследуемых следователями МВД и СК и направляемых в суд. Предполагается, что сотрудники БЭП должны заниматься наиболее серьезными противоправными деяниями – экономическими и коррупционными преступлениями, наносящими большой ущерб экономике и/или авторитету государственной службы.
Если мы посмотрим на данные за 2009 года, публикуемые на официальном сайте МВД, то обнаружим, что экономические преступления, совершенные в крупном, особо крупном размере или причинившие крупный ущерб, составили всего 17,4% от всех выявляемых экономических преступлений, в том числе квалифицируемых как мошенничество, присвоение, незаконное предпринимательство, уклонение от уплаты налогов и другие. По подавляющему большинству статей УК, применяемых в сфере экономической деятельности, крупный размер на тот момент составлял 250 тысяч рублей, особо крупный – 1 млн рублей. При этом надо понимать, что преступления, совершенные в особо крупном размере, очень редко попадают в поле зрения правоохранителей. В 2012 – первой половине 2013 года данные характеристики не претерпели значительных изменений: всего в 20% выявляемых экономических преступлений был зафиксирован размер ущерба выше 250 тысяч рублей. Можно было бы предположить, что улучшений в работе полиции не произошло именно из-за смягчения уголовного закона и процедуры его применения в отношении предпринимателей, однако и задолго до реформ доля экономических преступлений, выявляемых в крупном или особо крупном размере, колебалась в районе 15–19%. Схожая ситуация с выявлением коррупционных преступлений, которые были переданы в ведение подразделений БЭП в 2008 году. В дореформенный 2009 год среди выявленных коррупционных преступлений доля преступлений, совершенных в крупном или особо крупном размере, была еще ниже, чем по экономическим, – 3,2%, в том числе по делам о взяточничестве – 2%. В 2012 – первой половине 2013 года эти показатели колебались на уровне 3–3,2% и 4–5% соответственно. Если говорить об абсолютных цифрах, то количество крупных коррупционных дел снизилось с 1,3–1,6 тысячи в 2009–2011 годах до 911 тысяч в 2012 году. При этом выросло число дел о взяточничестве, где размер взятки превышает 300 тысяч рублей (с 268 в 2009 году до 501 в 2012-м), хотя с учетом инфляции фактические различия значительно меньше. Таким образом, официальная активность правоохранителей в сфере борьбы с экономическими и коррупционными преступлениями как до, так и после реформ 2010–2011 годов концентрировалась на преступлениях, ущерб от которых не превышал крупного размера, зачастую равного 250 тысячам рублей. Сейчас основной поток дел, создаваемый подразделениями БЭП, состоит из низовой коррупции (врачи, учителя, директора школ и детских садов), нарушений условий субсидирования и кредитования представителями мелкого или среднего бизнеса, их недобросовестного поведения в отношении контрагентов, а иногда и откровенно неумелого ведения бизнеса, получения кредитов по фиктивным справкам о доходах физическими лицами, часто никак не предполагающего его неуплату. Достаточно большая часть подобных преступлений генерируется неразвитостью легальных инструментов гражданского оборота, а также неэффективностью государственного управления. Обоснование неэффективности работы правоохранителей по противодействию коррупции, отмыванию денег, финансовым мошенничествам нехваткой полномочий или мягкостью уголовного закона не находит достаточных под собой оснований. Отсюда напрашивается вывод о том, что перекраивание уголовного и уголовно-процессуального законодательства в сторону ужесточения без организационных мер существенно не изменит ситуацию, а может ее только усугубить. Один из возможных вариантов организационных изменений предложен в Концепции реформы правоохранительных органов, разработанной Институтом проблем правоприменения. Так, за полицией должны быть оставлены функции по раскрытию и расследованию экономических преступлений только по поступившим заявлениям потерпевших. Право на подачу заявления по факту обнаруженных экономических и финансовых преступлений, в которых потерпевшим является государство, – хищений из бюджета, уклонения от уплаты налогов, – следует отнести к компетенции Счетной палаты, Росфинмониторинга, ФНС и Росфиннадзора с передачей материалов для возбуждения уголовных дел и расследования в подразделения федеральной полиции не ниже субъектового уровня – или в отдельно созданную федеральную службу по расследованию должностных преступлений – в зависимости от статуса заподозренных лиц. Создание отдельной федеральной службы по борьбе с коррупцией, независимой от других правоохранительных органов, также будет более точным выполнением требований Конвенции ООН по противодействию коррупции и других принятых Россией международных обязательств в этой сфере.
Почему такой вариант имеет смысл? Фактически речь идет о том, чтобы институционально лишить федеральную полицию возможности имитировать работу путем формирования позитивной отчетности за счет мелких дел, где при невысокой общественной опасности имеется большой и легкодоступный коррупционный потенциал для сотрудников полиции. Результатом институционального принуждения к сотрудничеству с контрольными ведомствами должен стать взаимный рост профессионализма. Так, сотрудники контрольных ведомств будут привыкать различать формальные нарушения законодательства в бюджетной сфере и преступные схемы, то же придется делать и сотрудникам полиции. Стоит отметить, что у полиции остаются возможности для выявления экономических преступлений, которые дает оперативно-разыскная деятельность. Другой вопрос, что и в этом случае им придется сотрудничать с контрольными органами – на этапе выявления и документирования преступления. Если говорить коротко, цель – сосредоточить силы государства на миллиардных хищениях из бюджета, убрав возможности давления на мелкий и средний бизнес. Это и есть эффективная борьба с экономическими и коррупционными преступлениями, а не фантомные облака из уголовных дел против врачей, учителей и индивидуальных предпринимателей, создаваемые правоохранительными органами из года в год. Решение проблем непрофессионализма оперативных сотрудников и следователей, организационного искажения стимулов и механизмов контроля за счет ужесточения уголовного закона и расширения полномочий заведомо обречено на провал.
Источник: Slon
