Практика применения статьи 142.1 УК РФ «Фальсификация итогов голосования» отличается замечательной мягкостью: мало по каким обвинениям так неохотно принимаются заявления, мало по каким статьям соизмеримой тяжести не выносится вообще никогда реальных приговоров.
В год прошлых федеральных выборов, в 2008 г., она применялась аж целых 5 раз: в трех случаях виновные были приговорены к условному сроку, в двух — дело прекращено на основании деятельного раскаяния подсудимого. В 2010 г. — шесть дел, принятых судом, пять условных сроков, один штраф. Для сравнения: по всем статьям соизмеримой тяжести (до четырех лет лишения свободы) в сумме реальный срок лишения свободы получает приблизительно каждый третий, а если смотреть только на преступления «без жертвы», где сторона обвинения представлена лишь прокурором и потому невозможна сделка с пострадавшим (на прекращенные за примирением с потерпевшим дела приходится значительная доля благополучных для обвиняемого исходов уголовных дел), соотношение будет и того жестче.
Одним из важнейших вопросов судебной реформы сегодня является перегрузка судов. Согласно исследованию Института проблем правоприменения судья в общей юрисдикции рассматривает около 30 дел в неделю. При этом надо учитывать различия внутри судебной системы. К федеральному судье в неделю в среднем поступает 16 дел, тогда как мировой судья за этот же период рассматривает 40 дел. Федеральный судья, таким образом, рассматривает три дела в течение рабочего дня, а мировой — восемь, или одно дело в час. У 12,4% судей еженедельная нагрузка превышает 50 дел в неделю, а это уже 48 минут на одно дело.
Институт проблем правоприменения продолжает серию публикаций о том, что ограничивает независимость судов в России и как реформировать судебную систему, чтобы она могла выполнять свои главные функции: защиту прав граждан и обеспечение справедливости
В этой статье речь пойдет о том, из кого и как набирается судейский корпус судов общей юрисдикции. Кадры накладывают отпечаток на работу системы, но и сама система содержит фильтры, отсеивающие тех, кто не соответствует ее природе. Исследования показывают, что наибольшая доля судей приходит из аппарата судов — помощников и секретарей судебного заседания. Таких в судейском корпусе 30%, причем это преимущественно молодые женщины, которые становятся судьями в возрасте около 30 лет — как только позволяет минимальный, пятилетний юридический стаж.
В правоохранительных органах выдали январскую зарплату. Как и было обещано в ходе реформы МВД, она существенно выше прошлогодней. Точный размер повышения еще предстоит оценить, но, по большинству свидетельств, реальная сумма на руки выросла не менее чем в 1,5 раза. При этом оклады увеличились практически двукратно, но поменялась система надбавок, причем поменялась по-разному в разных подразделениях. Россия наконец пришла к ситуации, когда рядовой полицейский получает сумму, которая равна средней зарплате по стране, а мало-мальски квалифицированный специалист (опер в районном отделе, дознаватель, старший участковый и т. п.) — в 1,5-2 раза больше.
Институт проблем правоприменения продолжает публиковать предложения по судебной реформе. В прошлой статье («Судей нужно выбирать», «Ведомости», 19.01.2012, стр. 04) речь шла о том, как освободить суды от давления прокуратуры. В этой статье речь пойдет о другом механизме влияния на суды — институте председателей. По закону председатель суда — фигура, не обладающая практически никакими особыми процессуальными полномочиями, первый среди равных. Так, статья 35 закона «О судах общей юрисдикции в Российской Федерации» описывает полномочия председателя как чисто организационные. Причем большая часть полномочий председателя суда касается работы аппарата суда, а не работы судей.
В списке нареканий к российским судам главенствуют две позиции: предельная сервильность судов в любых делах, имеющих политический оттенок, и так называемый обвинительный уклон — тенденция любой ценой уклоняться от вынесения решений, которые могли бы поставить под сомнение позицию государственного обвинения или «помешать» силовикам в борьбе с преступностью.
Общественное внимание к судебной системе и запрос на ее реформирование будут в наступившем году только усиливаться. Любой социолог знает, что главная функция судебной системы — разрешение конфликтов и снятие напряженности в обществе. Суды применяют законы для разрешения споров, которые в отсутствие правового регулирования вызвали бы «неправовые действия», попросту говоря — насилие. А когда противостояние приобретает массовый политический характер, верховный суд или даже наиболее авторитетный судья из его состава (если таковой есть) могут стать важным ресурсом посредничества между конфликтующими сторонами.
В событиях вокруг разворачивающейся волны манифестаций, которая все меньше напоминает кампанию протеста против нарушений закона на конкретных думских выборах и все больше — массовое движение, требующее изменения самой сути политического режима в стране, примечательнее всего тот уровень и то качество самоорганизации, которые демонстрируют участники протестов. Пока государство последовательно дичало, общество, напротив, модернизировалось и наращивало социальную ткань (нормы, ценности, множественные и разнообразные связи между людьми, способы взаимодействия), преодолевая естественную трансформационную аномию раннего постсоветского периода. И сейчас общество наглядно демонстрирует, насколько, вопреки известной поговорке, оно не заслуживает того правительства, которое имеет. Несколько примеров.
Прошедшие выборы в Государственную думу и последовавшие массовые акции за их отмену развеяли несколько мифов о российской полиции. Стало понятно, что мы имеем дело никак не с «цепными псами кровавого режима», а с обычными наемными служащими, погрязшими в бюрократии, в меру ленивыми, в меру непрофессиональными и в меру дорожащими своим местом.
Когда на избирательном участке есть наблюдатель с камерой в мобильном телефоне, а в каждой второй семье имеется компьютер с интернетом, то голос избирателя по-прежнему можно отнять, но уже нельзя украсть втихую. Это, вероятно, главный итог состоявшихся на этой неделе выборов, которые иначе и выборами-то можно бы было назвать с большой натяжкой. Сочетание новых технологий с новыми формами самоорганизации сделало возможными принципиально новые методы мобилизации закона — т. е. породило новые способы коллективного использования писаных правил, позволяющие заставить закон работать в интересах общества даже вопреки воле государственных служащих, уполномоченных применять его от имени государства. Это не значит, что закон сработает так, как было задумано законодателем, или что право восторжествует над беззаконием. Просто закон сработает — и произведет нужный людям, сумевшим его мобилизовать, эффект. Так же, как он работает и производит эффект, когда им беззастенчиво манипулируют в своих целях те государственные служащие, в чьи обязанности входит охранять его, следовать ему и подчиняться.
